— Да!

— …Скажите, чем объяснить, что среди кавказцев столько интересных мужчин? — спросила жена летчика и посмотрела на геолога.

— Не знаю, — ответил тот, ковыряясь в зубах спичкой, и, усмехнувшись, добавил: — Один наш старый писатель сказал, что это признак вырождения нации.

— Значит, нация, в которой мало красивых мужчин, расцветает? -спросила она, бросив иронический взгляд на мужа, хотя муж ее выглядел вполне прилично.

— Не знаю, — холодно ответил геолог, показывая, что не собирается никаким образом впутываться в ее отношения с мужем.

— А вы как историк что нам скажете? — обратилась она к Сергею.

Ничего не замечая вокруг, Сергей смотрел на огонь, думая о чем-то своем. Жена слегка толкнула его в бок, одновременно отвечая на улыбки компании улыбкой, призывающей к легкому снисхождению по отношению к странностям этого человека. Ведь вот она ничего, привыкла к этим странностям, живет.

— Сергей Тимурович, вы меня слышите? — услышал он вновь голос жены летчика.

— Откуда я знаю, — ответил Сергей, едва сдерживая вспышку бешенства. Как и все люди, склонные отдаваться работе воображения, он не любил, когда его возвращали к действительности.

Да и как ответишь на этот вопрос, где статистика? Впрочем, и без статистики это видно. Просто яркость черт, свойственная южным народам, придает им мужественный вид, а мужественный вид — это уже почти вся красота мужчины. И наоборот, яркость черт делает женщин-южанок менее привлекательными, если они, эти черты, недостаточно пропорциональны.

— Оставим мужчин, мы не древние греки, — сказал старик Сундарев, -лучше выпьем за женщин…

— А что вы делали в Индии? — спросил Сергей у старика Сундарева.

— Что я делал? — повторил тот, задумавшись. — Я был молод, богат, изучал искусства Востока…

— И его бардаки, — вставил Андрей Таркилов, который время от времени подшучивал над стариком. Все, кроме старика, рассмеялись.

— Если хочешь, и бардаки, — отвечал старик, ничуть не смущаясь.

— Пошли, девочки, — сказала жена Володи, вставая, — сколько я знаю Николая Николаевича, он все про одно и то же…

— Мама, я останусь, — крикнула младшая, — я знаю, цто такое бардак — это беспорядок!

Тут уж все расхохотались, улыбнулся и старик Сундарев.

— Правда, дядя Сережа? — обратилась девочка к Сергею.

— Точно, — ответил Сергей, — но тебе все-таки пора спать.

— Нет, я останусь, — упрямо топнула ногой девочка.

— А ну, цыц! — крикнул Володя с той ненапускной строгостью, с которой любящие выпить родители останавливают детские шалости, когда эти шалости грозят испортить застолье.

— Спокойной ночи, — сказали девочки дружно, и маленькая, с неохотой оторвавшись от уюта костра, тут же стала создавать новый уют возле мамы. Она почти волочилась, тыкаясь головой под мышку матери и все обнимая ее другой, соскальзывающей рукой. Смолк гравий под их ногами, стукнула калитка, и они исчезли в темноте.

Стало тихо. Все молчали в ожидании рассказа старика.

— В одном из александрийских заведений, — начал он, — я влюбился так, как никогда в жизни не влюблялся…

Старик опять замолчал и затянулся сигаретой, озарившей его лицо и прямые голые плечи.

— Теплоход, — сказал геолог, и все посмотрели на море. В темноте в сторону пристани двигалась огромная гроздь огней.