— Неужели ничто не в состоянии изменить твоих намерений? — спросила она.

— Нет, — отрезал юноша.

Женщина заглянула в его лицо.

— О, проклятье! Как бы я хотела, чтобы ты был старше или я стала моложе!

— А я рад, что все так, как есть, Хаштрис. Иначе я бы вполне смог полюбить тебя. Но прежде, чем мы с какой-нибудь женщиной обменяемся клятвой супружеской верности, мне бы хотелось увидеть еще добрую часть остального мира.

— Помолись насчет этого своим богам. Я вижу, что ты вновь покрыл глиной амулет.

— Да. Глаз Эрлика не способен дать мне силы владыки, о котором я не стану тебе говорить. Я ведь обманул Себанинуса, и амулет здесь не при чем. Знаешь, Криспис даже простил меня, когда я его освободил и передал ему тугой кошелек звонких монет от твоего имени. А амулет… Он уже сыграл свою роль в Хауране.

Они остановились у подножия лестницы.

— Вот возьми, — женщина всунула в руку варвара половину монеты с профилем королевы Йаламис. — Вторая половина будет висеть на шее у той, кого ты сделал счастливой правительницей Хаурана. Я присмотрю за ней, и обещаю, Тарамис все узнает о тебе. Ты всегда сможешь найти здесь достойное занятие, даже если... — она закрыла ладонь юноши, сложив его пальцы на куске металла, — меня не будет в живых.

Конан собрался было сердечно обнять женщину, но тут раздался голос Акраллидуса:

— Конан! Мне надо с тобой поговорить!

Киммериец обернулся к мужчине, облаченному в зеленые одежды и белую накидку.

— Не стоит утруждаться, Акраллидус. Я не останусь в этом мрачном королевстве. Может, Шадизар и считают Городом Негодяев, ну так я тоже не святой. Мои лошади готовы к дороге. Я прямо сейчас уезжаю на северо-запад, — варвар сделал вид, что не заметил перстня, который ему втиснула на палец Хаштрис.

— Но …

— Его не убедишь, Акраллидус, — промолвила благородная дама. — Я понимаю Конана. И Шубал также поймет. Считаю, что будь он сейчас здоров, то без раздумий покинул бы меня и отправился с тобой, Конан. Но шемит потерял много крови, и будет лечиться еще, по крайней мере, неделю.

— Ах, чуть не забыл! — воскликнул варвар. Тут… В общем, у нас с Шубалом образовался большой долг перед заведением Хилидеса. Где-то около пятидесяти монет серебром…

Она пристально взглянула на него. Женщина догадалась, что киммериец лжет.

— Я дам эти деньги Шубалу, Конан. Конечно, я не сомневаюсь, что большая их часть попадет в руки некой торговки плодов! Относительно тебя, прошу только сохранить половинку данной монеты.

— Я сохраню ее, — пообещал юноша и подумал: «Сохраню и ничего не забуду. Возможно, когда-нибудь дорога приведет меня снова в Хауран, и я увижу радость на лице Тарамис. Безусловно, вы с Акраллидусом о ней хорошо позаботитесь на благо королевству. Я же возвращаюсь в Шадизар — город вина и продажных женщин. Подобные вещи больше соответствуют моим предпочтениям, чем, например, тот же несчастный Хауран со своим проклятием и служением нянькой коронованному ребенку».

Однако вслух киммериец ничего такого не сказал. Он лишь согнул спину в легком поклоне, развернулся и, не оглядываясь, пошел в направлении скучающего подростка, которой в течение нескольких часов следил за его лошадьми.

За последнее время Конан стал чуть старше и чуть мудрее. И главное — получил обратно свою душу. Что же касалось его вероятного возвращения в Несчастное Королевство Хауран… Кто мог знать это наверняка?