Ну и бедлам! Были здесь, конечно, и обычные Врата для туристов с залами ожидания, пандусами и перронами, билетные кассы для тех, кто еще не определился, куда податься, — чертовски удобно, если только ты в состоянии выложить кругленькую сумму за гостиницу на время до отправления, — автоматы, подключенные к компьютерному центру вокзала и выдающие, просканировав сетчатку глаза, новые билеты тем козлам, которые ухитрились потерять старые, и, наконец, счетчики билетов (установленные при входе и выходе из всех Врат для учета того, где и когда ты находишься, дабы помешать безмозглым туристам нарваться на Затенение).

Имелись здесь также магазины и рестораны — в некоторые попасть можно было только с галереи, — причудливые лестницы в никуда, балконы и платформы, подвешенные на фермах на высоте трех-четырех этажей над мостовой, огороженные участки, означающие или нестабильные, или стабильные, но неиспользуемые Врата, а главное — сотни и сотни разнаряженных, смеющихся, пьяных, склочных, драчливых, целующихся, обнимающихся, доверчивых туристов. С пухлыми кошельками, которые ждут не дождутся легкого прикосновения чьих-то чутких пальцев…

В данный момент Общий выглядел примерно как Северный полюс, если бы эльфы старины Санта-Клауса обдолбались ЛСД, пока украшали его лавочку. Скитер наслаждался ароматом праздника и денег, всеми порами впитывая то восхитительное безумие, которое всегда охватывало Вокзал Шангри-ла в это время года.

— И чему это ты ухмыляешься, — произнес чей-то голос у самого его локтя, — а, Скитер Джексон?

Он поднял глаза, потом опустил их и увидел Энн Уин Малхэни, инструктора по огнестрельному оружию ВВ-86. Ростом она уступала даже собственному десятилетнему сыну. Тем не менее по степени опасности она была третьим, если не вторым, человеком на вокзале, в зависимости от результатов, показанных Китом Карсоном в тире, или от итогов ее последнего поединка на татами со Свеном Бейли — по общему мнению, самым опасном типом вокзала и его окрестностей.

Непонятное чувство охватило Скитера — панический страх перед женщиной, по сравнению с которой он казался горой.

«У! О! Что мне делать?»

Странное дело, но Энн ему улыбалась словно Мона Лиза на картине. Как и у старушки Моны, темные глаза ее не выражали ровным счетом ничего. Загадочная, едва уловимая улыбка была как бы сама по себе, а глаза жили своей жизнью. Мгновение он не испытывал вообще ничего, кроме леденящего ужаса, — и это при всем своем преимуществе в росте на добрый фут и несколько дюймов и неплохих шансах оторваться от нее даже в такой толпе.

Потом что-то изменилось, и до него дошло, что ее улыбка стала вполне дружеской. «Что ей от меня надо? Может, хочет, чтобы я украл для нее что-нибудь или привез какой-нибудь эдакий сувенир в подарок ее знакомым?» Чего Скитер не мог никак понять — так это не то, как муж Энн может жить с такой смертоносной зловредной гадючкой, а то, почему Энн вообще разговаривает с ним, Скитером.

Она осмотрела его с ног до головы, потом с головы до ног, посмотрела ему в глаза и сказала:

— Слыхала я, ты собрался через Римские Врата?

Ого… Он подбирал ответ очень осторожно:

— Гм… ага, что-то вроде этого. Ну, понимаешь, мы с Агнес…

Она просто кивнула, словно это подтверждало ее точку зрения в споре с кем-то другим, о том, что затеял Скитер Джексон на этот раз.

Он чуть успокоился. Если это пари — все в порядке. Энн наверняка поручили задать ему вопросы; если он ответит так, как она предполагала, ей отвалят солидный куш.

А она продолжала улыбаться все так же дружески.

«Может, это Рождество на нее так действует? Преисполнена решимости творить добро ближнему даже ценой собственной жизни?»

Тем временем она решила сделать следующий ход:

— И все-таки чему ты улыбаешься? Снова задумал учинить какие-нибудь пакости в Нижнем Времени?

— Обижаешь, Энн!

Она засмеялась, продолжая скептически кривить ротик.