Можно было начать выходить из своих палат. Можно было, пользуясь каждым благовидным предлогом, выезжать из дворца. Ни отец, ни тем более вступивший после него ни престол молоденький брат Федор не ставили тому никаких препятствий. Характер правления Федора Алексеевича, его устремленность быстро начали забываться рядом с фантастическим размахом действий Петра. И тем не менее это именно Федор отменил местничество, вызвав целый переворот среди родовитого боярства. Он запретил членоотсечение – страшный пережиток средневековья, обрекавший жертву закона на немыслимые муки. При Федоре была основана в Москве Славяно-греко-латинская академия, первое гуманитарное учебное заведение высшего уровня, и обсуждался проект создания Академии художеств, где бы учились «на художников», и притом не кто-нибудь, а дети нищих, об устройстве которых в жизни явно следовало позаботиться. Наконец, при нем стали стричь волосы, брить бороды и носить «немецкое» платье. Федор Алексеевич и не думал становиться на пути сестер к образованию и все более широкому общению. Только вот простое нарушение обета затворничества – разве могло оно удовлетворить снедавшую Софью жажду деятельности!

Смерть царя, может быть, и не слишком неожиданная, – Федор от рождения страдал тяжелой формой цинги, – выборы нового самодержца из числа малолетних мальчишек и, значит, перспектива неизбежного регентства – вот что впервые открывало перед Софьей настоящие возможности. И как стремительно осуществляет Софья свои планы; 27 апреля 1682 года не стало Федора Алексеевича и царем провозгласили Петра. Соответственно предстояло отправить «объявительные грамоты» всем европейским правителям. Они и были заготовлены, но не посланы, придержанные уверенной рукой. 28 мая все изменилось: по требованию взбунтовавшихся стрельцов на престоле оказались два брата – Петр и Иоанн Алексеевичи.

Слов нет, можно говорить о личной неприязни Софьи и Натальи Кирилловны, матери Петра, о боязни царевны, что с провозглашением государем одного Петра вся власть достанется ненавистной мачехе. Кстати, они были почти ровесницами: Софье – двадцать пять. Наталье Кирилловне – тридцать. Но ведь действительно важно то, что Софья сумела использовать внутридворцовые распри, найти сторонников и поддержку у стрельцов, добиться переворота. На это царь-девице, как ее назовет впоследствии один из историков, понадобится всего месяц.

У Софьи появляется власть, но только фактическая. Никакого царского указа о соправительстве не существовало. Все, чего удавалось Софье добиваться, было результатом ее личных усилий и не получало формальных подтверждений. Каждый день можно было лишиться всего достигнутого за долгие месяцы и годы. Но с какой же расчетливостью и дальновидностью Софья создает видимость непреложности и законности своего правления!

Она ничем не заявляет о себе непосредственно после переворота в пользу Иоанна – надо сначала проявить себя, и возможность возникает почти сразу. Раскольники во главе с Никитой Пустосвятом добиваются открытого диспута с патриархом и церковными властями в Грановитой палате. Софья поддерживает растерявшихся священников, приходит на спор о вере сама, участвует в нем, а потом делает решительные выводы.

Пустосвят, как личность, опасная для государства, был казнен на следующий день на Лобном месте, его сообщники разосланы по дальним монастырям. У Софьи не дрогнула рука казнить и руководителей стрельцов князей Хованских, только что обеспечивших ей путь к власти.