Он указал в угол павильона.

При слове «уборная» Разина оживилась, щелкнула пальцами охранникам:

– За мной, ребятки.

И все пошли в сторону артистической уборной. Туда же потянулись костюмеры и гримеры со своими ассистентами.

Ковтун опять захлопал в ладоши, впрочем, все было готово к съемкам.

Спустя несколько минут Симеонов вышел из артистической уборной. Он был великолепен – расшитый золотым позументом камзол, треуголка с пышными перьями, туфли с огромными блестящими пряжками. Сбоку на расшитой перевязи болталась длинная шпага с украшенным блестящими камешками эфесом. Из под головного убора небрежно выбивались белые кудри парика. Под носом Элема Симеонова красовались маленькие усики.

Певец должен был изображать русского государя Петра Великого, прибывшего со свитой в Амстердам, где в его честь дают бал. По смелому замыслу Ковтуна, русский царь должен был по своей привычке напиться и шокировать чопорных европейских аристократов своими выходками. Конечно, все это дело должно было сопровождаться песнями Симеонова.

– Ну как? – помахивая тросточкой, которая в его огромных ручищах смотрелась как карандаш, спросил Симеонов.

– Очень хорошо, – ответил Ковтун. – Просто великолепно.

– Я тоже так думаю, – самодовольно ответил Симеонов.

– Вы помните текст?

– Хм… Спрашиваете! Конечно, помню!

– Тогда давайте порепетируем.

Ковтун повернулся лицом к площадке и закричал:

– Массовка, по местам! Приготовиться! Где актеры?

Из за декорации вышли двое актеров – король Нидерландов и его дочь – принцесса. Последняя пыталась спрятать горящую сигарету в кружевном рукаве своего платья. Заметив вопиющее нарушение, Ковтун нахмурился, и девушка быстро затушила сигарету о резную спинку стула. Режиссер с выражением безнадежности на лице махнул рукой…

– Так, – снова захлопал в ладоши Ковтун, – приготовиться. Элем, займите свое место. Вот здесь, возле короля. Да да, между ним и принцессой.

Симеонов послушно подошел к монарху. Ассистентка вручила ему большой хрустальный бокал, сделанный, впрочем, из оргстекла.

– Приготовились… Начали! – сказал Ковтун. – Элем, ваша реплика!

Симеонов повернулся к королю и, улыбаясь, произнес:

– Ваше величество, у нас в России после первой не закусывают!

– Что вы говорите! – ответствовал голландский король, старательно имитируя акцент. – Дас ист фантастиш!

– И после второй – тоже! – сказал Симеонов и опрокинул бокал.

Король вытаращил глаза…

Ковтун уныло наблюдал за происходящим. Элем играл отвратительно, актер, изображавший голландского короля, в общем, тоже. Да и текст, который собственноручно был написан Ковтуном, даже ему самому казался просто тошнотворным.

– Придворные! – закричал Ковтун. – Давайте, давайте! Прохаживайтесь.

Придворные послушно начали прохаживаться взад вперед.

«Ничего, – подумал Ковтун, слушая идиотский диалог монархов, – сойдет. „Пипл схавает“, как говорит один наш шоумен…»

– …А после пятой у нас начинают петь! – заявил Петр Первый, бросая бокал на пол. Пластмассовый сосуд закатился под диван.

– Хорошо, – оценил Ковтун, решив не мучиться дальше, – это последняя реплика. Теперь песня. Порепетируем ваши передвижения.

Оператор расставил на полу специальные метки, которыми Симеонов должен был руководствоваться, передвигаясь по площадке, и кивнул Ковтуну. Режиссер махнул рукой звуковику, и тот врубил на полную мощность песню Симеонова.

Танцевать Симеонов любил.