Кроме семечек тут еще иногда ощущается запах яблок и бананового варенья. Мы его из переспевших бананов делаем, от которых другие отделы отказались. Но запаха всегда гораздо больше самого варенья получается. Из соседнего корпуса в два часа жареной рыбой тянуть начинает. По этому запаху даже время проверять можно. Если тянет — два часа: в соседнем корпусе за пингвинами ухаживают.
В самой середине зоопарка стоит сильный хлебный запах. Такой крепкий аромат бородинского хлеба, что хоть масло на него мажь и кушай. Тут живет жираф Самсон, который очень хлеб уважает. А Самсона все работники зоопарка уважают, потому что у него всегда черной полбуханки взять можно.
От Самсона не убудет, ему с тем расчетом корм и выписывают, что хоть кто-нибудь полбуханки да возьмет.
Но самые мощные и разнообразные запахи доносятся из здания террариума. Прямо как из столовой Кремля. Пахнет и бананами, и черным бородинским хлебом, и семечками жареными. Но вовсе не потому, что змеи и крокодилы все это любят. А оттого, что бывший заведующий террариумом теперь замдиректора зоопарка работает и террариумистам, как своим, отборные продукты выписывает.
Другие работники зоопарка иногда заходят в террариум и видят, что тутошние служители виноград едят с мандаринами, а потом замдиректора спрашивают:
— А почему это вы змеям да крокодилам продуктов как в кремлевскую столовую выписываете, а нам нет?
— Так я же бывший заведующий террариума, — разводит руками замдиректора. — Я же у вас не работал.
Чешут затылки другие работники и соглашаются. И правда ведь. Не работал! Значит, все по справедливости.
Панды
Привезли как-то в Московский зоопарк китайских панд. Прямо из Китая. Для них чуть ли не отдельный самолет заказывали. Ходили такие слухи между служителями.
Я-то думал, чего их привезли? Не привозили, не привозили, и вдруг нате!
Оказывается, в отношениях между нашим и китайским правительством наметилось потепление, и поэтому решили нам панд показать. В знак дружбы. Вот, мол, какие у нас в Китае панды! А мы им, наверное, белых медведей отправили, чтобы китайцы и нашу теплоту почувствовали.
Вольеру, в которой раньше ягуары сидели, специально для новых постояльцев вычистили, и табличку поставили «Панды. Место обитания: Китай», чтобы сразу все понимали, что у нас с этой страной — дружба.
Все сразу и поняли. В праздники вся Москва повалила глядеть на заморского зверя.
Только один вопрос я слышал от посетителей в эти дни:
— Где панды?
— Там, — махал я левой рукой в сторону бывшего ягуарятника. Потому что правую уже отмахал. И публика тут же спешила посмотреть на панд. Пока их не увезли.
Люди, наконец насытившиеся китайским зверем, отходили от огромного стекла, за которым панды скучали по Китаю и говорили:
— Ну вот, жизнь теперь прожита не зря! На панд поглядели!
А панды грустно смотрели сквозь стекло на публику и ждали когда же их увезут назад. Дружба, дружбой, как говорится, а родина — родиной!
И вспомнил я о том, что там, в Китае, возможно, так же за стеклом грустят наши белые медведи. И захотелось мне съездить к ним, чтобы подбодрить их и рассказать, что дома у нас все хорошо. И что иногда ездить за границу тоже надо, потому что очень это важно — дружба между странами!
Директор Пекинского зоопарка
Привезли как-то в Московский зоопарк китайских панд на показ, и приехал с ними директор Пекинского зоосада. Следить, правильно ли у нас этих панд показывают? Хорошо ли им в снежной России?
Но не узнал бы я, простой служитель, этого, коли однажды не подошел бы ко мне на кухню начальник птичьего отдела Коля Скуратов и не сказал:
— Ты, говорят, английский знаешь?
Стряхнул я свекольную кожицу со своих рук, посмотрел на начальника, подумал и ответил:
— Знаю. |