Черново-Сусальская (вполголоса). Ах, невестушка, не говорите!.. У кого есть свои дочери…

Маргарита Степановна (укладывая в ридикюль свой батистовый платок, который, вероятно, был ей нужен только для вступления). Да, мои родные, пришло время расставаться с дочерью… Что ж делать — добрая мать не должна быть эгоисткою… Вам известно, как несчастливо я выдала замуж первых моих дочерей?

Тетушка. А кто ж виноват, мать моя?…

Маргарита Степановна. Знаю, тетушка, знаю! Вы мне говорили, что этот французский граф походит на французского парикмахера, а этот князь на дневного разбойника. Что ж делать — ослепленье!.. Для того-то я теперь и не хочу приступать ни к чему без вашего общего совета, тем более что есть из кого выбрать.

Тетушка. Вот что!..

Маргарита Степановна (с приметною гордостию). Да, ма тант, благодаря бога у моей Эмеши много партий; она на этот счет очень счастлива.

Черново-Сусальская (с язвительною улыбкою). В самом деле?

Маргарита Степановна. Да вот братец князь Иван Юрьевич, он предлагает жениха для нашей Эме…

Тетушка. А кто такой, матушка?

Князь Бубликов (приподнявшись немного с кресел). Приятель мой, граф Троекуров, знатной фамилии, с блестящим родством, свой человек князю Светлинскому, двоюродный брат графине Наливайко-Перхушковой и, если не ошибаюсь, внучатный племянник его светлости…

Тетушка. Да сам-то он что такое, батюшка?

Князь Бубликов. Сам?… Да я уж имел честь вам докладывать, что он граф Троекуров.

Тетушка. Графов и князей много, мой отец; какого рангу?…

Князь Бубликов (пожимая плечами). Ну, если вам угодно: он был камергером, теперь в отставке; но если только захочет служить…

Тетушка. Граф Троекуров… отставной камергер… Постой-ка, батюшка… Да не тот ли это Троекуров, у которого дом на Остоженке, с какими-то стеклянными фонарями да вычурными балкончиками?

Князь Бубликов. Тот самый.

Тетушка. Ну, сударь, хорош женишок!.. Мот, пустодом, чванишка!.. Платит французу повару пять тысяч жалованья, а нечем заплатить пятисот рублей мяснику!.. Вот уж, батюшка, пустой-то человек!.. С утра до вечера бьет баклуши, шатается по всем меняльным лавкам, скупает у всех разные антики, мозаики, резные камешки да всякую другую лихую болесть, а там начнет их менять с придачею; да вот и доменялся до того, что ему скоро перекусить нечего будет.

Князь Бубликов (с достоинством). Извините, Маремьяна Сергеевна, вы изволите ошибаться: у графа Троекурова и теперь еще две тысячи душ.

Тетушка. И их, батюшка, променяет на табакерки да на всякие другие редкости; а как примется заводить картинную галерею, так и женино-то именье побоку!.. А все ведь из любви к художеству. Вот изволите видеть — знаток, батюшка!.. В Риме был, папу видел — дурак этакий!

Княжна Горенская. Вы, ма тант, слишком уж строго судите графа! Я познакомилась с ним в Карлсбаде, и, уверяю вас, он очень любезный и милый человек.

Черново-Сусальская. Я, по крайней мере, ничего дурного о нем не слышала, и если он понравится Эме…

Барашев (покачиваясь в своих креслах). Ну, это несколько трудно: Эме восемнадцать лет, а ему под пятьдесят…

Черново-Сусальская. Так что ж? Разве муж и жена должны быть ровесники?

Маргарита Степановна. О нет, — разница в годах должна быть! Разумеется, какой-нибудь мальчишка… вот, например, Александр, — ну, конечно, какой это муж!

Княжна Горенская. О, я знаю мужчин не только за сорок лет, но даже за пятьдесят, которые так милы!..

Черново-Сусальская. По мне, муж должен быть, по крайней мере, вдвое старее своей жены.

Тетушка (постукивая двумя пальцами по своей табакерке). Право?… Так ты бы, мать моя, выдала за этого графа свою Зеничку.