Вы можете себе представить, как весело было нам все это слышать и ничего не видеть!.. Вот нашему полку велели остановиться и дать вздохнуть лошадям. Потом мы прошли еще с полверсты; этот бесконечный бор стал редеть, запахло порохом, и мы выехали на опушку леса. Сначала мы ничего не видели перед собою, кроме обширной равнины и густого дыма, который стлался по земле, клубился в воздухе и волновался вдали, как необозримое море, но когда нас подвинули вперед, то мы стали различать движение колонн, атаки конницы и беспрерывную беготню наших и неприятельских застрельщиков, которые то подавались вперед, то отступали назад, в одном месте собирались в отдельные толпы, а в другом дрались врассыпную. Когда мы стояли на опушке леса, то видели только издали, как неприятельские ядра ломали деревья или, бороздя и взрывая землю, с визгом взмывали опять на воздух, а теперь уж они ложились позади нас. Я еще никогда не бывал в деле и поэтому, как вовсе неопытный новичок, был чрезвычайно вежлив, то есть встречал всякое неприятельское ядро пренизким поклоном. Товарищи надо мной подшучивали, да я и сам после каждого поклона смеялся от всей души. Лидин, казалось, вовсе не думал о том, что смерть летала над нашими головами. На грустном лице его не заметно было ни малейшей тревоги; он был только бледнее и задумчивее обыкновенного. С правой стороны, шагах в пятнадцати от нашего полка, начиналась мелкая, но занимающая большое пространство и очень густая заросль. Лидин смотрел уж несколько минут не сводя глаз на этот кустарник.
— Владимир, — сказал он, — погляди, вот прямо, сюда… Что это?… Показалось, что ль, мне? Ты ничего не видишь?
— Ничего, — отвечал я.
— Вот опять! — продолжал Лидин. — Вон за березовым кустом… Ты не заметил?
— Да что такое?
— В этом кустарнике кто-нибудь да есть.
— Вероятно, наши егеря.
— Так зачем же на них синие мундиры?
— И, что ты! — сказал я. — Да как попасть сюда французам?… Помилуй, позади наших колонн!
— Егеря! — проговорил вполголоса Лидин. — Ну, может быть, да только не наши. Мне показалось, что и кивера-то этих русских егерей очень походят на французские.
— Ну вот еще! — перервал я. — Да как можно отсюда отличить русский кивер от французского?… Полно, Порфирий!.. Конечно, и я слышал, что эти наполеоновские волтижеры большие проказники, но уйти за две версты от своей передовой линии — нет, воля твоя, уж это было бы слишком дерзко!
Лидин не отвечал ни слова и продолжал смотреть на кусты.
— Ты бывал когда-нибудь в Полоцке? — спросил я, помолчав несколько времени.
— Бывал, — отвечал Порфирий.
— Ведь он должен быть близко отсюда?
— Да, недалеко.
— Что ж мы его не видим?
— Его не видно за дымом.
— За дымом? Так он должен быть вон там, — сказал я, указывая на дымные облака, которые, сливаясь в одну огромную черную тучу, закрывали перед нами всю нижнюю часть небосклона.
Лидин кивнул головой.
— Постой, постой! — продолжал я. — Вот, кажется, поднялся ветерок, так, может быть, этот невидимка Полоцк выглянет из своей засады.
В самом деле, облака стали расходиться, в вышине засверкали золотые кресты, дымная туча рассеялась надвое, и посреди ее разрыва обрисовался облитый солнечными лучами белый иезуитский костел со своим высоким куполом.
— Ах, какая прелесть! — вскричал я невольно. — Посмотри, Лидин, точно театральная декорация!.. Не правда ли, что этот костел стоит как будто бы на облаках?
Лидин вздрогнул, протянул ко мне руку и сказал твердым голосом:
— Прощай, Владимир!
В эту самую минуту по опушке кустарника пробежал дымок, замелькали огоньки, и пули посыпались на нас градом. |