Царская дочь, то есть почти богиня,

В шаткой палатке герою сдалась тотчас.

Шептала: «Ты меня не покинешь?»

И вишнями губ ласкала железный торс.

«Все люди проходят свои лабиринты,

И каждого ждет свой Минотавр,

Но знай, Тезей, на краю горизонта

Пряду я нить из небесных отар.

Если пойдешь ты на Минотавра

И вступишь в запутанный, затхлый мрак,

Держи эту нить и увидишь завтра,

Что царству теней ты не заплатишь оброк.

Теперь отправляйся к престолу Крита,

А я тебе фимиам воскурю.

Эола тут прилетит карета,

И ты свою тайну откроешь царю».

Темные мраморы, мерная поступь.

Стража сзади смыкает штыки.

Сколько храбрость свою ни пестуй,

Жила дергается на щеке.

И вот он предстал перед троном Кносса,

Где чудищ скопилось не меньше ста,

И Пасифая, узрев колосса,

Вдруг разлепила свои уста:

«Я знаю, что ты негодяй прожженный,

Но, если избавишь нас от Быка,

Куб золота дам и дочерь в жены.

Женись и от подвигов отдыхай».

Он отправляется дальше к цели

Спасать афинян, что достались Быку,

Один, словно клещ, вползающий в щели,

Лишь только меч висит на боку.

Вокруг кишат вульгарные твари,

Ищет растления пьянь.

Дико рычит в унисон с Минотавром

Буйная, посейдоновская, океань.

Для пересечения площади пускаюсь в бег.

Ариадны горячий клубок под моим плащом.

Удаляется в сторону вольный брег,

Приближается свод лабиринта, под кирпичом.

Толпа завывает, трусливо гоня.

Опускаюсь, куда послали, во мрак.

Больше никто уже не зажжет огня.

Кремня и кресала даже не дали впрок.

В лабиринте герой теряет глаза.

Нужно видеть кожей, идти на слух.

Ну а если появится прошлого полоса,

Отгоняй эти краски, как знойных мух.

В этом мраке есть житель, он черноту коптит.

Ты не увидишь, как он опускает рога.

Ты только услышишь грохот его копыт

И, не успев помолиться, превратишься в рагу.

Но даже если ты от него уйдешь,

Если прянешь в сторону со щитом,

Если в шейную жилу вонзишь ему нож,

Не найти тебе выхода в светлый дом.

Чу, услышал он, нарастает рев,

Убивающий волю шум,

Сатанинский бессмысленный бычий гнев,

Словно персы идут на штурм.

Я обрываю здесь свой рассказ -

К счастью, не обрывается нить

В надежде, что ноги смочу росой

И увижу твою финифть.

После выступления и прощания с умеренным количеством тостов семейство Новотканных, вместе с «женихом», решило пройтись по Аллее Корифеев. Над ними стояла апрельская, слегка морозная ночь. Ярко светились Стожары. За спинами у них высился Университет со своими огромными светящимися часами и с подсветкой фигур каменных книгочеев. Лимузин, перекатываясь белыми кругами шин, на самой малой скорости шел вровень с ними по параллельной аллее. Шофер и спецбуфетчики поглядывали из окон. Сначала шли молча. Потом Кирилл спросил:

«Ну как?»

«Ах! - воскликнула Ариадна. - Все было просто замечательно! Кирилл, ты действительно лауреат!» Блестели ее глаза, в темноте она казалась не матерью Глики, но ее немного старшей сестрой. - Ты очень вырос, Кирилл! Какие стихи! Какой верный отбор для сегодняшнего вечера! Особенно мне понравилась… - Она запнулась и продолжила с некоторым принуждением. - Особенно мне понравились стихи гражданского звучания!»

Ксаверий положил на плечо Кириллу свою тяжелую руку. Основательно нажал. «И всетаки я считаю, что „Нить“ была лишней. Это слишком, ну, сложно для студенческой аудитории. Ты не находишь?»

Кирилл чтото промычал, стараясь освободиться изпод весомой руки. Глика молчала, кончик носа у нее слегка дрожал, на нем чутьчуть поблескивала крохотная капля.