А пока она и Людмила протиснулись в переполненный автобус.

Стройка, где работала Антонина, была невдалеке от общежития. Микрорайон застраивался уже несколько лет.

Антонина дошла до блочного двенадцатиэтажного дома с одним подъездом, поднялась на шестой этаж – лифт еще не работал, – приготовила инструменты.

Ее напарница Полина, как всегда, опаздывала, но опоздать на стройку было невозможно: придя, мужчины курили, готовили инструменты и, хотя смена начиналась в семь утра, раньше восьми к работе не приступали.

Полина добралась до шестого этажа и села перекурить на площадке. Наверху, на седьмом этаже, курили электрики. Иванов – сорокалетний, широкоплечий, с кривоватыми ногами (он всегда ходил в зеленых армейских галифе и брезентовых сапогах), Николай – в чистом комбинезоне, такие выдавали авиационным механикам, и запасливый Николай привез их несколько из армии, и Борщ – тридцатилетний электрик, имени которого никто не запоминал, потому что нормальная украинская фамилия была редкостной и необычной для русских и его все звали по фамилии. Электрики говорили о женщинах. Борщ спросил Иванова:

– Ты Нинку вчера трахнул?

Антонина почувствовала, что краснеет. Полина насторожилась и загасила сигарету. С Ивановым у Полины была многолетняя связь. Они то расходились, то снова сходились. Сейчас они не разговаривали друг с другом, вернее, не разговаривала Полина. Она сделала аборт от Иванова, а тот даже не зашел ее проведать, когда она отлеживалась в общежитии.

– Не я ее, а она меня, – ответил Иванов.

– И как?! – спросил Борщ.

– А никак, – мрачно бросил Иванов.

– А кто из них злее, – продолжал расспрашивать Борщ, – Полина или Нинка?

– Полина – царица! – вздохнул Иванов.

Полина задержала дыхание, ожидая продолжения.

– Она одна на Москву и Московскую область. Я как-то подсчитал: у меня было двести двадцать пять баб. А лучше ее не было.

– А чем она лучше других? – поинтересовался Николай.

– Это объяснить нельзя. Я иногда думаю: если бы ее снять на кино, то такой фильм можно было бы показывать как учебное пособие у нас в стране и даже за рубежом. У нее талант к этому делу.

Полина не выдержала и улыбнулась. Антонина хотела ее о чем-то спросить, но Полина прижала палец к губам.

– Преувеличиваешь, – с сомнением произнес Борщ. Полина хмыкнула. – А ты, Коль, со своей Антониной уже переспал? – Борщ переключился на Николая.

– У нас с Тоней всерьез, – ответил Николай.

– А ты и загони всерьез, – посоветовал Борщ. – Дело это серьезное. Тонька вполне готова. Вчера смотрю, бежит вниз по лестнице, а у нее груди вверх-вниз, как воздушные шары, еще немного – и поднимут ее.

– Закрыли эту тему, – потребовал Николай. – У меня с Антониной всерьез. Если бы я сейчас про грудь твоей жены стал расписывать, как бы ты на это посмотрел?

– Посмотрел – и сразу по роже, – признался Борщ.

– И ты можешь схлопотать, – предупредил Николай.

– Не заводитесь, мужики, – прервал их Иванов. – Пошли работать.

И они пошли в комнаты.

– Молодец твой Николай, – похвалила Полина. – Мужик. Ты ему уже дала?

– У нас с ним всерьез, – Антонина покраснела.

– Замуж, что ли, предлагает? – спросила Полина.

– Намекает. Скоро к родителям поведет знакомиться.

– Родители – не самое главное, – Полина закурила чинарик. – Главное – он. С ним жить. Я бы на твоем месте переспала с ним.

– После свадьбы, – ответила Антонина на давно для нее самой решенный вопрос.

– После свадьбы поздно может быть.