На четвертый день к ней пришел отец Бакли. Айрин нехотя пересказала ему разговор с отцом, и священник принялся убеждать ее в том, что желание отправить дочь за океан было последней волей Брайана.

— Я не могу поехать, — сказала Айрин.

Она представила, как через несколько недель дом зарастет травой и мхом, дверные петли проржавеют, а заколоченные окна будут напоминать слепые глаза. Могилы матери, отца и братьев со временем исчезнут с лица земли.

— Случается, наступает момент, когда приходится подводить черту под прежней жизнью, — сказал священник.

— Жизнь бывает только одна.

— Иногда есть возможность начать новую, — заметил отец Бакли. — Не думаю, что эта газета попала в мои руки случайно. В такие вещи надо верить, как верят в деяния Господа.

— У меня нет денег, и я не знаю, куда ехать.

— Деньгами я тебе помогу, а дорогу знает семья Джона О’Лири. Я договорился — ты поедешь с ними.

— Они тоже уезжают?

— Да.

О’Лири жили через два дома, но Айрин редко разговаривала с ними. С некоторых пор окружающие говорили мало, почти не проявляли эмоций, а двигались неторопливо, стараясь сберечь силы. У О’Лири имелась повозка-двуколка с цельными деревянными колесами: Айрин видела ее, когда проходила мимо их двора. Она подумала было, что это облегчит путь, и только потом вспомнила, что лошадь-то они давно съели. Когда-то у Джона и его жены Салли было трое детей, а теперь остался только один.

— У них есть родственники в Америке?

— Нет, но они надеются найти там работу.

Айрин согласилась ехать лишь потому, что совершенно не знала, что делать дальше. Она провела день, прощаясь с красками, ароматами и звуками родного края.

Пахучая зелень лугов, сиреневые переливы вереска, изменчивая линия морского побережья, причудливые нагромождения отвесных скал… Айрин говорила себе, что там, за океаном, она будет бережно хранить их в памяти, как единственную реликвию.

Неподалеку от деревни находилось странное сооружение — огромная каменная плита, которая покоилась на стоявших торчком камнях: плод труда неведомых великанов. Кто-то считал, что это один из алтарей былых обитателей Ирландии, почитавших Солнце, другие — что это памятники над древними могилами.

Накануне отъезда Айрин пришла сюда, чтобы поклониться прежней религии своего острова. Она знала, что отец Бакли не одобрил бы ее поступка, но не смогла удержаться: ей чудилось, будто таящаяся в дольменах могучая и отчасти пугающая сила сможет ей помочь. Она долго молилась без слов, как молятся в глубоком отчаянии, когда уже не осталось надежды.

Айрин так и не поняла, как О’Лири отнеслись к тому, что им навязали попутчицу. Когда они тронулись в путь, она рискнула заговорить с Салли:

— Тебе не кажется, что мы обрекаем себя на ссылку?

— Я готова сойти даже в ад, если там есть еда, — ответила та.

— Из какого порта отходит корабль?

— Из Ливерпуля, — сказал Джон.

Услышав ответ, Айрин потеряла дар речи. Едва ли у нее хватит денег на такое путешествие! Чтобы хоть как-то отблагодарить своих попутчиков, она предложила Салли нести ее сына по очереди. Томасу исполнилось три года, но он весил не больше годовалого ребенка. И даже такая ноша была тяжела для отощавших, похожих на тени взрослых.

Они пересекли пролив на утлом суденышке, заплатив перевозчику по два пенса. Туман поднимался к небу и растворялся, словно дым. Волны казались тяжелыми и холодными, а противоположный берег — недосягаемым.