Изменить размер шрифта - +
А ведь ей было лет двадцать семь…

– Что творилось в Вероне! – воскликнула Зина.

– Одним словом, так… Четырнадцатилетних в нашем театре играешь только ты, – четко и неторопливо резюмировал Костя Чичкун.

– И соотношение сил получается очень верное! – продолжал убеждать ее Андрей.

– Какое соотношение?

– Джульетта гораздо решительней и смелее Ромео. Ведь это она предлагает немедленно обвенчаться. И она решается принять снотворное… А ты гораздо решительней и смелее меня. Как видишь, все сходится!

– Но ведь я собираюсь участвовать в спасении спектаклей Петра Васильевича! – ухватилась за последний аргумент Зина.

– Андрей тоже будет делать и то и другое, – возразил ей Иван Максимович.

– Он окончательно согласился?

– Отступил перед неизбежностью. Ты тоже сдаешься?

– А Николай Николаевич? Он-то согласен на то и другое?

– Мы его очень просили. От имени дирекции. И общественных организаций… – Ивану Максимовичу было стыдно, что он так нажимал на главного режиссера. Вспоминая об этом, он страдальчески морщился, обеими руками обнимал свою большую, неказистую голову. – Что было делать? Я предложил ему: «Тогда давайте соберем художественный совет. Пусть решает…»

– А он?

– Сказал: «Ну, если проблемы искусства вы хотите решать голосованием, я отступаю».

– Значит, все-таки отступил?! – возликовала Зина. Директор посмотрел на нее с грустью и осуждением.

– Я так скажу… Мне его было жалко, – тихо произнес Костя. – Но я подумал: сколько ребят каждый вечер приходит к нам в театр? Семьсот пятьдесят. В месяц, стало быть, более двадцати тысяч. А в год, если не считать летних месяцев, около двухсот тысяч! Вот и надо, подумал я, выбрать между этими ребятами и Николаем Николаевичем!

– И выбрал ребят? Ты молодец, Костя! – Зина похлопала его по плечу. – Мы тоже не зря тебя выбрали!

 

* * *

Николай Николаевич, войдя в директорский кабинет, впервые не поздоровался. Он судорожно поправлял свои манжеты.

Иван Максимович с неловкой поспешностью выбрался из-за стола и пододвинул главному режиссеру стул. Но Патов этого не заметил.

– Сегодня срывается вторая беседа из цикла «Мои встречи с великими режиссерами»! Хотя этот цикл был утвержден художественным советом, чему вы, Иван Максимович, придаете такое большое значение. Оказывается, что для наших с вами артистов встреча с Андреем Лагутиным интересней, чем с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, о котором я сегодня хотел рассказать.

– Просто с этим они работают…

– Чтобы добиться хоть каких-нибудь успехов с этим, они должны знать о том. Что происходит? В репетиции участвуют пять человек, а в зале сидит вся труппа!

– Они соскучились… – тихо произнес Иван Максимович.

– По Андрею Лагутину?!

– По работе… Вы меня простите, конечно.

– Работа артиста слагается из многих компонентов. И один из главнейших: беспрерывное постижение опыта корифеев. Без этого в актерском организме наступает авитаминоз!

– Но ведь чем больше человек потребляет витаминов, тем больше ему хочется ходить, двигаться, действовать…

– Я не думал, что вы поймете меня так буквально. С такой балабановской прямолинейностью! Кстати, балабановщина вообще затопила наш… или, вернее сказать, ваш театр. «Служенье муз не терпит суеты!» – это известно даже младенцу.

Быстрый переход