Сатарова-младшего уже держали за руки его старший брат, конюх и кто-то из артистов. Сатаров-младший сплевывал кровью, рвался к Ваське и кричал:

— Я сейчас из него такую мартышку сделаю!

С манежа за кулисы влетел инспектор манежа во фраке.

— Вы что, с ума сошли?! — в ужасе закричал он сдавленным голосом. — Там же все слышно! Товарищи! Что же вы делаете?!

— Все. Все в порядке, — умоляюще проговорил Сатаров-старший. — Разминочка. Обычная разминочка. Тихо, тихо...

— Ну, все. Хватит, — сказал Васька Нине и Вите. — Отпустите, ну вас к черту.

Глаз у него заплывал опухолью. Нина и Витя выпустили его. Он осторожно потрогал глаз рукой и ухмыльнулся, глядя на младшего Сатарова.

— Крепенький паренек...

— Работать сможешь? — деловито спросил его Витя.

— А как же? Размялся, разогрелся — хоть сейчас на манеж.

Неподалеку от них, зажатый старшим братом в углу, Сатаров-младший щупал вздувшуюся верхнюю губу и с яростью говорил:

— Ноги он мне переломает!

— Ну и правильно, — сказал старший. — У них там с Нинкой серьезно, а ты лезешь между ними и треплешься.

— Да я его как котенка удавлю!

— То-то у тебя губа наперекосяк стала, давитель, — улыбнулся старший брат.

— Я его еще разрисую, как бог черепаху!

— Жаль, — вздохнул Сатаров-старший. — Тогда мне самому придется набить тебе морду.

Он заботливо пощупал верхнюю губу младшего брата и стал спокойно считать, загибая пальцы:

— После этого ты три дня не сможешь работать. У тебя три раза по восемь — это двадцать четыре рубля вылетают из зарплаты. И у меня — трижды десять — тридцать... Итого: мы с тобой теряем пятьдесят четыре рубля. Нерентабельно.

— Ты что, в своем уме?

— Нет, серьезно, браток. Нерентабельно.

* * *

... Рядом с центральным проходом на ступеньках сидел наш знакомый мальчишка. В то время, как весь цирк хохотал над проделками коверного клоуна, он сидел, скептически смотрел на манеж и время от времени досадливо вздыхал. Клоун ему не нравился.

Около него шумно веселился пожилой полный человек. Он даже ногами топал от удовольствия.

Мальчишка посмотрел на него, отвел глаза в сторону и сказал:

— Мура собачья...

— Ну уж и «мура», — вытирая слезы, сказал пожилой человек. — Какой строгий ценитель! Шекспира ему подавай!

Мальчишка хотел было огрызнуться, но вдруг увидел в петлице пиджака пожилого человека очень красивый значок. Он мгновенно переменил тактику и сказал сладким фальшивым голосом пай-мальчика:

— Пожалуй, вы правы... — и, не отрывая глаз от значка, льстиво улыбаясь, стал аплодировать клоуну.

— Лауреаты международного фестиваля артистов цирка, акробаты-вольтижеры... — прокричал инспектор манежа.

Мальчишка оторвался от значка и уже совершенно искренне зааплодировал.

— Вот сейчас действительно будет номер!

Но тут же мальчишка снова увидел прекрасный желанный значок на пиджаке пожилого человека и притворно-вежливо добавил:

— Впрочем, и клоун тоже был ничего...

А на арену уже выбегали Нина, Васька и Витя.

Трюк следовал за трюком, сальто-мортале за сальто-мортале, «пассаж» за «пассажем», фордершпрунги за полуфляками, полуфляки за «пируэтами»...

Шел, действительно, прекрасный номер акробатов-вольтижеров — сложный, красивый, с элегантным юмором.