Он откинул плащ с одного ее плеча и потеребил мягкую шерсть платья. Затаив дыхание, она ждала, что за этим последует.

Наконец он заговорил тихим, почти неузнаваемым голосом.

— Покажи мне, кто ты, жена или любовница. Дай мне увидеть, кто ты для меня.

— Я… я твоя жена, Корбетт, — едва слышно проговорила она. — Почему ты вбил себе в голову такие глупые мысли?

— Нет, в самом деле. Покажи мне это, — снова потребовал он.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь! — закричала Лиллиана в смятении.

Он обращался с ней так грубо, словно она была какой-нибудь потаскушкой из таверны. Он делал это вполне умышленно, и это разрывало ее сердце.

— Но ты наверняка должна это знать. Твоя матушка не могла пренебречь такой важной стороной твоего обучения. Жена всегда выполняет требования мужа, иначе он имеет право ее поколотить. А вот любовница вольна покинуть своего мужчину в любой момент — всегда под рукой найдется другой мужчина. Но если она остается — она остается ради любви. — Его глаза сузились, когда он продолжал терзать ее. — Когда мы поженились, ты не любила меня. Ты любила другого. Сэра Уильяма, я полагаю, — добавил он язвительно.

— Нет, это не так…

— И хотя в то время ты была невинна, Уильям теперь хвалится передо мной, что он покорил тебя.

— Он лжет! Я не знаю, зачем…

Корбетт схватил ее за запястье и притянул к себе.

— Я тоже не знаю, зачем ему было лгать мне. Для этого надо было совсем обезуметь — ведь я легко мог убить его. Поэтому я должен верить, что его слова правдивы.

У Лиллианы брызнули слезы. Все было безнадежно, и она знала, что потеряла его. Хотя, по правде говоря, он никогда и не принадлежал ей по-настоящему. Но какое-то время она так сильно на это надеялась. Теперь надеяться было не на что.

— Моя жена. Его любовница. — Он еще крепче стиснул ее запястья, и лицо у него окаменело. — По праву мне следовало избить тебя. Я должен был так разукрасить эту нежную, мягкую плоть, чтобы ни один мужчина не мог бы впредь польститься на тебя.

— Я никогда… никогда не была его любовницей… — Лиллиана плакала уже навзрыд.

Внезапно он отпустил ее, и она отступила на шаг. В тишине, на залитой светом месяца смотровой площадке они смотрели друг другу в глаза. Она вытерла слезы и судорожно вздохнула.

— Я не знаю, чего ты хочешь от меня… не знаю, кем ты хочешь меня видеть. Если во мне загорается страсть… если я так сильно стремлюсь к тебе… то ты считаешь меня виновной. Неужели ты предпочел бы, чтобы я была холодной и равнодушной? — Она покачала головой и с упреком взглянула на него широко открытыми глазами. — Почему я не могу быть просто твоей женой? Почему ты не можешь находить радость в той страсти, которая вспыхивает между нами, и судишь обо мне так несправедливо?

Лиллиана дрожала с ног до головы. Когда он снова шагнул к ней, она с трудом выдержала его сверлящий взгляд. Он снова собрал в пучок ее волосы на затылке и потянул их назад, так чтобы ее лицо обратилось к нему.

— Тогда покажи мне, — хрипло проговорил он. — Покажи мне, что ты можешь быть и женой, и любовницей.

Когда были сказаны эти несуразные слова, Корбетт наклонил голову и захватил ее губы крепким властным поцелуем. Он держал ее мертвой хваткой; ее руки были зажаты между ними, и сначала она была слишком потрясена, чтобы как-то ответить. Но если ярость Корбетта и была подобна ужасному лесному пожару, который пожирает все на своем пути, она быстро разрослась в ад испепеляющей страсти, против которой Лиллиана оказалась беззащитной.