Изменить размер шрифта - +

"Нет, ты воровка. Ты крадешь вещи. Я даже знаю, что именно ты украла. У меня даже есть доказательства, что это ты украла".

Она сказала: «У вас нет доказательств. Я никогда ничего не краду».

Я сказал: "Я даже знаю, где ты это украла". Девочка всерьез рассердилась на меня. Я сказал: "Я скажу тебе, где ты была и что ты украла. Ты была на кухне и накрывала на стол. Ты стояла у кухонного стола. Ты добралась до вазочки, в которой лежали печенье, булочки и рогалики с корицей. Ты просыпала часть корицы себе на лицо – вот ты и стала Коричневым Лицом.

Это было два года назад. Она не могла не отреагировать эмоционально на свои веснушки, и среагировать самым благоприятным образом. Она была предрасположена к благоприятной реакции, потому что я намеренно усилил ее враждебность и ярость, а затем создал настоящую пустоту в ее сознании. Это произошло потому, что я сказал, что знаю, где она находилась, когда украла, и что я знаю, что именно она украла. И что у меня есть доказательство. Таким образом, она испытала облегчение, поняв нелепость обвинения в воровстве. В действительности я шутил с ней, и ситуация стала смешной. И ей понравились булочки, печенье и рогалики с корицей, а ее веснушкам я дал новое название. Это ее эмоции, ее мысли, ее реакции оказали психотерапевтическое действие. Хотя она и не знает об этом.

Позже Эриксон следующим образом комментировал рассказ «Коричневое Лицо»: «Вам также следует понять, что важно не то, что вы делаете, не то, что вы говорите, а важно то, что делает пациент, что он понимает».

Мне довелось видеть открытку и письмо, адресованное Эриксону от Коричневого Лица: «Дорогой мистер Эриксон, я вспоминала вас сегодня. Я читала эти „безумные“ письма, которые вы мне написали. Как ваши дела? Я постараюсь не забыть послать вам поздравление в День всех влюбленных. В этом году я иду в шестой класс. Вы, наверное, меня уже не помните, но если прочтете мое прозвище, то вспомните сразу. ПЕРЕВЕРНИТЕ ОТКРЫТКУ. Меня зовут В_ Н_ (Коричневое Лицо)». Всего вам доброго. Коричневое Лицо".

Открытка была написана печатными буквами коричневыми восковыми мелками трех разных оттенков. В конверте лежало цветное фото, с которого смотрела очаровательная маленькая девочка с темно-рыжими волосами и лицом, покрытым веснушками. Она улыбалась.

 

Я сказал: «Позвольте мне взглянуть на псориаз. Меня это не убьет, и для вас это не смертельно».

Она показала мне его. Я осмотрел ее внимательно и сказал: «У вас нет и трети того псориаза, который, как вы считаете, у вас есть».

Она сказала: "Я пришла к вам за помощью, потому что вы врач. А теперь вы рассказываете мне, что у меня нет и трети псориаза, хотя я прекрасно вижу, сколько у меня есть. Вы же пытаетесь занижать это до одной трети".

Я сказал: "Правильно. У вас много эмоций. У вас есть немножко псориаза и очень много эмоций. Вы живой человек, у вас есть эмоции, немножко псориаза и много эмоций. Очень много эмоций на ваших руках, на вашем теле, и вы называете это псориазом. Поэтому у вас не может быть более трети того, что, как вы считаете, у вас есть".

«Сколько я вам должна?» – спросила она. Я сказал ей.

Она сказала: «Я выпишу вам чек и постараюсь больше с вами никогда не встречаться».

Через две недели она позвонила и сказала: «Нельзя ли увидеться с вами?» «Конечно», ответил я.

Она сказала: «Я хочу извиниться. Я хочу увидеться с вами снова».

Я сказал: «Нет необходимости извиняться, потому что я поставил правильный диагноз и не хочу, чтобы передо мной извинялись за это».

Она сказала: «Я полагаю, вы правы. Мне не следует извиняться. Я должна быть благодарна, что вы поставили правильный диагноз. У меня больше нет перхоти, и посмотрите на мои руки.

Быстрый переход