– Ой, – вдруг сказала она испуганно, – жжется.

– Хуже не должно быть, потерпи.

Не нужно направлять дар. Если он не универсальный, как, например, у Фейдерлина, он все сделает сам, если будет цель. У меня перед глазами запрыгали серые мошки: моя магия пила болезнь, перемалывала ее невидимыми жерновами, но и мне доставалось отдачи. Во рту пересохло, но я продолжала улыбаться, хоть и через силу. Потерпеть еще немного – и все. Все!

– Я не могу дышать, – прошептала Айта.

– Пожалуйста, только не бойся.

Хлопок. Жаркая вспышка в груди. Я подавилась собственным дыханием, пальцы разжались, и несколько мгновений я как будто сползала в темную, налитую сизой дымкой яму. В ноздри ударила вонь, словно сдохло что-то крупное и лежало разлагаясь…

– Санна!

Я вяло шевельнулась, приоткрыла глаза. Все еще дымка и кошмарная, тошнотворная вонь.

– Санна! – Меня потрясли за плечи.

Жар в груди медленно гас, а я… так же медленно, лениво выплывала из мглы обратно в свою жалкую комнатку. Айта испуганно трясла меня за плечи, и, рассмотрев ее, я выдохнула с облегчением. Лихорадочный румянец с ее щек медленно уходил, личико наливалось здоровыми красками.

– Так, – я села, потрясла головой, – все хорошо. Теперь ты свободна от недуга.

– Но…

– Все в порядке, – строго повторила я, – все хорошо.

И в этот миг меня буквально смело на кровать. Оказывается, исцеление отнимало уйму сил, так что даже слабенькая Айта попросту свалила меня набок своими объятиями.

– О, санна Кора! Спасибо, спасибо вам! Чем я могу отплатить?

Что я могла сказать этой несчастной сиротке? Для меня не было бы лучшей благодарности, помоги она мне отсюда бежать. Но пока что… слишком рискованно просить об этом. Да и для Айты подобное предприятие могло обернуться бедой.

Поэтому я пожала плечами, взъерошила ей волосы, растрепав косу.

– Ничего мне не нужно, Айта. Просто… будь моим другом, хорошо?

После того как Айта ушла, унеся поднос с опустевшей посудой, а мне оставив зажженную свечу, я еще некоторое время сидела на кровати, приходя в себя. Раньше… да, я лечила. Но не более чем мигрень старой няньке, а такую болезнь, как у Айты, – никогда. Дар сам тянулся к нянюшке…

И тут меня тряхнуло. Вот ведь странно: мой дар чувствовал мигрень у старушки, но не тянулся к отцу, у которого было больное сердце. А было ли?

Я обхватила себя руками за плечи и принялась мерить шагами комнату. Так не вовремя все вспомнилось… Ведь я совершенно бессильна что-либо предпринять, его уже нет на свете. А вдруг… вдруг и сердце у него было абсолютно здоровым? Вдруг он не просто так умер, а ему помогли? Кто помог? Но это же очевидно! Стоит лишь вспомнить, как алчно блестели глазки санны Теодоры, когда она впервые пришла к нам в гости. Казалось, еще немного – и она будет метаться от дверей к драпировкам, от резного бюро – к дивану, ощупывая, оценивая. А я тогда была маленькой дурочкой и ничего, совсем ничегошеньки не понимала. Да и теперь… Слишком поздно я сообразила: если бы отец долго страдал от недуга, я бы почувствовала, я бы вылечила…

Но что же делать? Понятно, что с острова нужно бежать. Понятно, что следует добраться до отцовского нотариуса, саннора Тасиди… Осталось только придумать, как все это воплотить в жизнь, не имея при себе ни денег, ни документов… Ничего.

Я остановилась, слепо глядя в маленькое окошко. Сквозь кривые стекла было видно, как медленно и величественно в темном небе поднимается круглая луна.