Правда, о многом рассказывала и я, о многом говорилось в учебнике. Но о «минералогическом рае» ни я, ни учебник не упоминали. Ссылаться на источники Боре и в голову не приходило: всё прочитанное он тотчас усваивал и уже воспринимал как своё.

Заступник

Очень интересовал меня Лёша Рябинин. Плотный, крепко сбитый, он был неразговорчив и незаметен, но я видела, что остальные слушаются его беспрекословно. Дежурит кто-нибудь, из сил выбивается — никак не выгонит ребят в коридор, а Лёша только бровью поведёт — и всех словно ветром выдует из класса. Он ничем не выделялся среди других, разве только ростом: он был самый высокий и, повидимому, самый сильный в классе.

Как ни странно, я скоро обнаружила в нём нечто общее с Борей Левиным. Раз, выходя из школы, я услышала во дворе шум. Подошла к возбуждённой кучке ребят и увидела, что всегда спокойный Лёша ухватил за шиворот Чеснокова и трясёт его изо всех сил, сквозь зубы повторяя:

— Попробуй ещё, тогда узнаешь! Вот попробуй!

Увидев меня, он не выпустил Чеснокова, но трясти перестал.

— Что у вас тут происходит? — гневно спросила я.

Рябинин молчал.

— Я спрашиваю, что случилось? Почему ты бьёшь Чеснокова? Что он сделал?

— Пускай сам скажет, что он сделал, — неохотно ответил Лёша.

— Говори, — обратилась я к Чеснокову. Тот молчал, глядя в сторону. Молчали и остальные.

— Так в чём же всё-таки дело? — повторила я.

И тогда в круг вступил Юра Лабутин:

— Марина Николаевна, Рябинин не виноват. Он за меня заступился… Меня Чесноков косым дразнит, — добавил он тише.

Рябинин отпустил Чеснокова, взял из рук Гая свою шапку и надвинул её на самые брови. Только после этого он заговорил:

— Я ему добром говорил, Марина Николаевна: отстань от Лабутина, не приставай, не трогай. А он всё своё: то косым, то очкастым. Лабутин и очки перестал носить. А если он очки носить не будет, у него косина не пройдёт. Так доктор сказал.

— Так дело было? — спросила я Чеснокова.

— Да… — тихо ответил он.

— И не стыдно тебе?

Он опять промолчал.

— Мы все ему говорили, — раздался голос Гая. — Лабутин виноват, что ли, что у него глаза больные? Чего ж его дразнить!

— Я больше не буду, — не поднимая головы, ответил Чесноков.

Страница за страницей

Что может быть проще устного счёта? Всего то десять минут в начале урока арифметики. Но стоит в эти десять минут присмотреться к ребятам. Рябинин считает спокойно, глядя на доску, чуть шевеля губами. Он поднимает руку одним из последних, но я не помню, чтобы он хоть раз ошибся. Лабутин же тянет руку, едва я успеваю договорить. И ошибается в трёх случаях из пяти. Трофимов незаметно старается решить письменно. Раз я подошла и молча положила свою руку на его плечо — он покраснел и быстро спрятал бумагу. Кира Глазков и тут верен себе: когда весь класс делит, он умножает; когда все складывают, он вычитает. Поэтому я смотрю на него особенно пристально и внушительно повторяю: «54 умножить на 15.