Вспоминая те времена, Александра необыкновенно гордилась собой, тогдашней. Все она могла: писала Андрею тексты, учила брать интервью, ездила за него на съемки, когда он болел. И любовь, выросшая из этого необычного сотрудничества, казалась незыблемой и вечной, как скала.

Что-то изменилось.

Каким-то его идеалам она перестала соответствовать. Или никогда и не соответствовала? Ну, конечно, не топ-модель, не знатна и не богата, однако не так уж и плоха, и Андрей для нее — свет в окошке, самый главный человек на свете. Со смертью бабы Клавы Александра осталась совсем одна. Андрей тогда просто спас ее от отчаяния и вселенского могильного одиночества…

И все-таки что-то изменилось.

Предчувствие надвигающейся катастрофы было таким острым, что она не могла усидеть в кресле. Откинув куртку, Александра вскочила, уронив стул, на который водрузила было уставшие за день ноги. В пачке, лежащей на столе, сигарет не оказалось, и она полезла в портфель за новой.

Вряд ли он совсем уж ее разлюбил, утешала себя Александра. Утешала и не верила себе. Она ведь всегда догадывалась: если что — он пойдет по трупам, но пребывала в наивной уверенности, что ее труп ко всем остальным никогда не присоединится.

Она знала, что не годится для той роли, которую Андрей с некоторых пор стал отводить своей жене. Всем ее «достоинствам» предшествует частица «не»: не светская львица, знакомств в нужных кругах не имеет, на каблуках больше пяти минут не простоит, бассейн и салон красоты не посещает — на бассейн нет времени, а на салон красоты — денег, Андрей спонсировать ее никогда не стремился.

Александра быстро закурила и выглянула в коридор: ей не хотелось, чтобы видеоинженер застал ее в таком состоянии.

Гоши на горизонте не было.

Александра выбросила сигарету, заварила себе кофе и, обхватив руками тяжелую фарфоровую кружку, натянула куртку чуть ли не на голову. Под курткой было тепло и приятно пахло меховой подкладкой.

Когда-то Андрей приходил к ней на ночные монтажи, даже когда сам не работал. Он сидел рядом, носил ей сигареты из киоска и писал смешные названия на ее кассетах. Счастливая, она была готова работать и днем и ночью, только бы он приходил…

Но он стал играть по другим правилам, и началось это, похоже, минувшей зимой. Тогда его, бесстрашного, отважного и талантливого корреспондента, поставили вести дневные «Новости». Потом он очень быстро перешел на вечерние и блестяще вел их, чередуясь с вечной суперзвездой Викой Терехиной, пересидевшей в кресле ведущего всех своих партнеров, а в сентябре главный продюсер общественно-политических программ предложил ему собственную программу — по вечерам в субботу, в самый что ни на есть прайм-тайм.

Все, о чем еще год назад они не смели и мечтать, внезапно свалилось им в руки. Александра была счастлива и горда, Андрей — раздражен и озабочен.

Она уговаривала себя, что все нормально, просто он осваивает новое жизненное пространство, примеряет на себя новое положение и новую должность, в которых ему, такому демократичному и, в общем, провинциальному, пока неуютно. Но время шло, настроение Андрея не менялось, хотя он давно и легко вошел в роль, будто надел пиджак, идеально подходивший ему по размеру.

Кофе остывал, грея ее ледяные пальцы. Вытяжка утробно гудела под потолком, и этот низкий настойчивый звук проникал, казалось, в самые глубины мозга и застревал там, путаясь в вялых ночных мыслях, которые уже ничто не могло прояснить — ни сигареты, ни кофе.

Видеоинженер Гоша плюхнулся в свое кресло, потирая уставшие за ночь глаза.

— Замерзла? — спросил он, обращаясь к бесформенной куче, громоздившейся на соседнем кресле. Александра выглянула из-под куртки и сказала, улыбнувшись:

— Наоборот, согрелась.

— Много еще? — Гоша хотел казаться сердитым и не мог: на Александру Потапову видеоинженеры никогда не сердились.