У основания лестницы Хекс снова остановилась, и Бет ринулась вперед, чтобы поправить ее длинный шлейф.

А затем Хекс встала рядом с ним перед Рофом, Слепым Королем.

«Я люблю тебя», — произнес Джон губами.

Улыбка, которой она одарила его, сначала была скованной, лишь одним уголком губ, но постепенно становилась шире… о, боже… становилась все шире, пока Хекс не улыбнулась так широко, что показались клыки, а в глазах не вспыхнули огоньки.

«Я тоже люблю тебя», — произнесла она в ответ так же беззвучно.

Голос короля эхом отдавался от высокого потолка.

— Внемлите, все стоящие предо мной. Мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать брачную церемонию этого мужчины и этой женщины…

Начавшаяся церемония продолжалась с Джоном и Хекс, отвечающими в нужных местах. Отсутствие Девы-Летописецы умалчивалось, но как объявил король, это была достойная церемония, а затем, когда все клятвы были произнесены, пришло время главной завершающей части.

Роф подал сигнал, Джон наклонился и прижался своими губами к губам Хекс; затем отступил назад и снял инкрустированный драгоценностями пояс с туникой. Он улыбался, как идиот, передавая все Тору, пока Фритц ставил на столик чашу с солью и серебряный кувшин с водой.

Роф обнажил свой черный кинжал и громко произнес:

— Как имя твоей шеллан?

Так, чтобы всем присутствующим было видно, Джон показал:

«Ее имя Хексания».

Направляемый рукой Тора, король вырезал первую букву, прямо поверх татуировки Джона. А затем и остальные Братья последовали его примеру, оставляя метки на чернилах в его коже; лезвия Братьев вырезали не только четыре буквы на Древнем Языке, но и сделанные тату-мастером завитки. С каждым скольжением кинжала, Джон все ниже наклонялся к яблоне, принимая боль с гордостью, не позволяя даже тихому шипению вырваться из его рта… и после каждой буквы или завитка, он поднимал взгляд на Хекс. Она стояла в первых рядах с женщинами и остальными мужчинами, сжимая руки на лифе платья, ее глаза были серьезными, но одобряющими.

Когда соль попала в свежие раны, он так сильно стиснул зубы, что от напряжения с прорвавшимся сквозь падающие капли воды звуком хрустнула челюсть. Но не ахнул и не произнес губами проклятие, даже когда раздираемая его боль, затуманила зрение.

Он выпрямился, и боевой клич Братства и воинов дома эхом прогремел со всех сторон, а Тор промокнул сырой рисунок белой тканью. После того, как Брат закончил, он положил ткань в черный лакированный ларец и передал его Джону.

Поднявшись с колен, Джон подошел к Хекс мужской походкой во всей его первобытной красе, который только что прошел через ряд испытаний и стойко выдержал их. Встав на колени, он опустил голову и протянул ларец ей, чтобы либо она по собственной воле приняла его либо отказалась. Традиция гласила, если она принимала ларец — она принимала и мужчину.

Хекс не ждала даже удара сердца.

Вес ларца исчез из его ладоней, и Джон поднял взгляд. В ее глазах показались прекрасные алые слезы, когда она прижала небольшой ящичек с его даром к своему сердцу.

Раздались радостные возгласы и все присутствующие зааплодировали; Джон вскочил на ноги и сгреб свою Хекс в этом огромном, умопомрачительным красном платье в объятия. Он крепко поцеловал ее, а затем, на глазах короля, своей сестры, лучших друзей и всего Братства понес женщину вверх по лестнице, по которой она спустилась.

Да, срывался праздник в их честь. Но связанный мужчина в нем нуждался в том, чтобы оставить свои метки… а затем они спустятся поесть.

Он был на полпути наверх, когда раздался голос Голливуда:

— О, боже, я тоже хочу, чтобы мне сделали что-то из этого причудливого дерьма.

— Даже не думай об этом, Рэйдж, — последовал ответ Мэри.