— Нет, — говорю, — он не в облаках. Это мы …

— Что — мы?

— Это мы витаем в облаках. И не только я. Но и ты. Ты — даже выше облаков. В голубизне неба. Кроме маленького реалиста Яира.

— Ты — пессимист, Хана.

— Я устала, Михаэль. Давай вернемся домой. Я вспомнила про глажку. Меня ждет большая глажка. А завтра придут маляры.

— Папа, что это — «реалист»?

— У этого слова много значений, сынок. Мама имела в виду человека, который всегда ведет себя разумно, не погружен в мечтания и сны.

— Но ведь и мне по ночам снятся сны!

Я спрашиваю с робкой улыбкой:

— Какие сны тебе снятся по ночам, Яир?

— Сны …

— Какие?

— Всякие.

— Ну, например …

— Сны. И все.

Весь вечер я гладила. А назавтра в нашей квартире вовсю хозяйничали маляры. Моя лучшая подруга Хадасса снова прислала ко мне на два дня свою домработницу, Симху. Зимние дожди вновь зарядили с середины недели. Роптали водосточные трубы, извлекая мелодию, в которой грусть смешивалась с гневом. Время от времени наступали продолжительные перебои с электричеством. Улица мрачна и печальна.

Когда ушли маляры, и квартира была отмыта и убрана, я взяла из кошелька Михаэля сорок пять лир и вышла в город в затишье между ливнями. Я купила новые люстры. Отныне у меня в гостиной будет люстра с хрустальными подвесками. Чистой воды. Мне нравится слово «хрусталь». Да и сам хрусталь тоже.

XXXIX

Дни похожи друг на друга в своем однообразии. И я — однообразна. Но есть нечто, ни с чем не схожее. Имени его я не знаю.

Мой муж и я — словно два незнакомца, выходящие один за другим из клиники, где каждый прошел лечение, причиняющее неприятные физические ощущения: оба сконфужены, понимая переживания другого, неловкость и стыд сближают их, робко, на ощупь ищут они тот верный тон, который отныне будет присущ их общению.

Докторская диссертация Михаэля близится к завершению. В следующем году в его академической карьере отроются завидные возможности продвижения. В самом начале лета 1957 года Михаэль уехал на десять дней в Негев, где вел наблюдения и опыты, необходимые для его исследований. Он привез нам в подарок бутылку, заполненную слоями песка разных цветов.

Со слов одного из его коллег мне стало известно, после окончания своей докторской Михаэль намерен добиваться стипендии, которая позволит ему пройти длительную стажировку по теоретической геологии в одном из американских университетов. Муж мой решил не рассказывать мне о своем намерении, потому что он знает мои слабости. Ему не хочется возбуждать во мне новые сны и надежды. Сны могут развеяться. Им на смену придет разочарование.

Медленно, с течением лет, менялся наш квартал Мекор Барух. Новые жилые дома построены на западе. Проложены дороги. Одноэтажные дома турецкого период надстроены в стиле «модерн». Иерусалимский муниципалитет установил в переулках зеленые скамейки и урны для мусора. Разбит небольшой парк. На пустырях, поросших прежде дикой растительностью, появились мастерские и маленькие типографии.

Старожилы постепенно оставляют эти места. Государственные служащие и чиновники перебрались в Рехавию и Кирьят Шмуэль. Кассиры и клерки приобрели недорогие квартиры в домах из бетона, построенных правительством на южных окраинах города. Оптовые торговцы текстилем и галантерейщики переселились в Ромему И лишь мы остались стеречь умирающие улицы. Неощутимо, но непрерывно все вокруг как-то ужималось, стягивалось. Жалюзи и железные перила нещадно разъедались ржавчиной. Напротив нашего дома строительный подрядчик из религиозных ортодоксов выкопал яму под фундамент, навез груды песка и щебня, да вдруг все работы свернул и забросил.