Жюль положил в гроб усопшей супруги ту самую подушку, с помощью которой она симулировала беременность, воздав таким образом должное этой маленькой женщине, сумевшей дважды тронуть его сердце «ложью во имя любви» — в самом начале и в самом конце их истории.

Несколько месяцев Жюль был безутешен. Потом воспрянул, снова стал элегантным, остроумным и жизнерадостным и вывел из гаража старушку «испано-суизу», стоявшую «на приколе» с тех пор, как звуковое кино сыграло похоронный марш немому. «За этим что-то кроется», говорила твоя бабушка Гортензия. «Что-то» звалось М.Г., и ее духи пахли жасмином — это выяснилось благодаря забытому в бардачке носовому платку с инициалами и аромату, пропитавшему любимое авто дяди Жюля.

Гортензия пришла в бешенство от того, что ее пожилой младший братец начал новую тайную жизнь с «молодой распутницей», и решила порвать с ним всякие отношения в память о Лоре — той самой невестке, которую без устали третировала при жизни, находя, что толстушка недостойна ее обворожительного брата.

Имя «распутницы» выяснилось десять лет спустя после смерти дяди Жюля. Он сделал очень странную приписку к завещанию: объяснить ее можно было не только страстью к женщине, согревшей его последние годы, но и непреходящей нежностью к покойной жене. Жюль даровал любовнице право быть похороненной в семейном склепе, чтобы в вечном покое не расставаться ни с одной из них.

В глазах Гортензии эта прихоть брата носила совершенно скандальный характер, кроме того, исполнить ее оказалось более чем непросто: М.Г. оказалась замужней дамой. Бедняжка М.Г. попала в безвыходную ситуацию: чтобы выполнить последнюю волю усопшего, ей пришлось бы завещать кремировать себя, разделить прах на две равные части и захоронить в двух могилах — мужа и любовника! После встречи с Гортензией М.Г. официально отказалась от такой чести, оставив склеп, где сегодня покоятся тетушка Лора, дядя Жюль, твоя бабушка, твоя мать и ты сам, в полной и безраздельной собственности нашей семьи.

Невероятная жизненная сага Гортензии была первой историей, воспламенившей мое детское воображение. Параллельно ты по утрам и вечерам рассказывал мне бесконечные, лихо закрученные шпионские романы, поэтому вымысел и реальность сливаются в моем сознании воедино. Нет, я не путаю одно с другим: по опыту мне хорошо известно, что вымысел часто предвосхищает реальность, и я всегда стремлюсь воспринять и выразить самые «невообразимые» ее проявления. Обожаю, когда читатели говорят «такое не выдумаешь» о персонаже или событии, которое я как раз выдумал «от и до», или спрашивают: «Откуда вы все это берете?» Из жизни, конечно.

Итак, история Гортензии. Я мало что почерпнул из голубой тетради, главное рассказал мне ты. Все героическое, смешное, грустное и неприятное. Впрочем, несколько тайн ты не раскрыл.

Гортензия, как и мы с тобой, рано повзрослела. В тринадцать лет она выглядела на все восемнадцать, у нее была мужская фигура, и она нанялась в большую бакалейную лавку в Рубе. Работа у нее так спорилась, что хозяин вскоре уволил двух других продавцов, а их жалованье отдал Гортензии, надеясь хорошо на этом сэкономить. Она работала за троих, чтобы оправдать свое повышение, и убеждала бакалейщика расширять дело. Он делал новые вложения, но в какой-то момент испугался собственной смелости и решил все продать. Семнадцатилетняя Гортензия получила эмансипацию, выкупила лавку и неустанными трудами превратила ее в самый посещаемый магазин города. Уже в 1873 году она торговала деликатесами и колониальными товарами, став предтечей Эдиара и Фошона.

Потом отец Гортензии разбился, упав с крыши, а мать тяжело заболела и слегла. Гортензия уже расплатилась с долгами — дело приносило ей хороший доход — и решила доставить бедной женщине последнюю радость: она положила в джутовый мешочек двенадцать золотых луидоров — все свои накопления! — и отнесла матери.