Изменить размер шрифта - +
Так уговаривала себя Мара. Если небольшая разлука прочистит Джордану мозги, то что в этом дурного? Она, в свою очередь, была так сильно убеждена, что их любовь — это судьба, что он не мог не прийти к такому же выводу. Но с каждым уходящим днем, пока она не получала от него даже весточки, ей все труднее становилось сохранять свою веру.

—…и с тех пор я его не видела, — закончила она свой рассказ Дилайле.

Приятельница сокрушенно покачала головой.

— Вот так. Я уже на мужчин давно махнула рукой. Если даже Фальконридж оказался повесой, значит, от них вообще ничего хорошего не дождешься.

— Он не повеса.

— А по-моему, как раз повеса. Мара, я же видела, как он буквально преследовал тебя все эти недели. Шел по следу как ищейка, хотя пытался показать, будто вы с ним только друзья. А теперь, когда поймал тебя в силки, устал от этой игры? Если так, значит, он относится к самым одиозным представителям мужского пола.

— Нет-нет, он совсем не такой! — запротестовала Мара, но не слишком уверенно.

— Вот как? А откуда ты знаешь? Я ему покажу, как обижать мою подругу!

— Ах нет, Дилайла! Боюсь, у него имеются серьезные причины, чтобы изменить наши отношения. Думаю, он пытается уберечь меня от будущих разочарований.

— Что ты имеешь в виду?

Тяжело вздохнув, Мара попыталась подобрать нужные слова. Ей хотелось верить, что колебания Джордана обусловлены смертью Мерсера. Ведь она своими глазами видела, как сильно он переживал эту смерть, и вполне допускала, что подобное событие вынудило его пересмотреть свои обязательства.

К несчастью, она слишком хорошо знала Джордана Леннокса. В глубине сердца Мара подозревала, что причина кроется не в обычной мужской скуке или легкомыслии, в котором обвиняла его Дилайла.

— Джордан хочет детей, — с горечью призналась Мара подруге. — Ему не только нужен наследник, он просто хочет быть отцом. Я хорошо знаю его. Семья имеет для него огромное значение. Он всегда с такой нежностью говорит о своих племянниках и племянницах, так ловко обращается с Томасом… Ему нужно много детей — сыновей, дочерей.

— Но ведь и тебе тоже! — с удивлением воскликнула Дилайла. — Ты всегда говорила, что хотела больше детей.

— Дилайла… мне почти тридцать лет, — с усилием выговорила Мара.

— То есть ты достаточно молода, чтобы подарить ему наследника!

— А ты вспомни, как долго я не могла зачать.

— Это не твоя вина.

— Я не могу быть в этом полностью уверена. И Джордан тоже. Даже акушер не мог уверенно утверждать такое.

— Это потому, что ему платил твой муж, — очень верно заметила Дилайла. — Он просто не мог объявить пэра Англии несостоятельным, если тот оплачивает его счета, — с жаром говорила Дилайла.

— Посмотри на этих девушек, — с грустью покачала головой Мара, указывая на трио свеженьких дебютанток, которые, хихикая, спешили в зал. — Красивые, юные, здоровые.

Любая из них на коленях возблагодарит Бога, если граф Фальконридж сделает ей предложение. Этих невинных созданий воспитывали с мыслью, что их единственное предназначение в жизни — обеспечить какого-нибудь благородного лорда потомством.

— О! — вдруг покачала головой Дилайла. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Все это очень печально.

— Вот именно. — Мара сложила на груди руки, прислонилась к стене и, помолчав, пожала плечами. — У меня был шанс. Я выбрала Пирсона. Прошлого не изменишь.

Дилайла смотрела на нее с сочувствием. У Мары слезы выступили на глазах от неожиданной чувствительности ее довольно циничной подруги. Дилайла обняла ее за плечи:

— Мне так жаль тебя, дорогая.

Быстрый переход