На острове, как раз напротив дворца, где убили Антония и Клеопатру, возвышалась огромная башня маяка; на вершине башни ночью горел огонь, а днем, особенно когда под небом повисало горячее марево, а солнце становилось похоже на серебряное мутное нечищеное зеркало, или когда неподвижные воды затягивало туманом, тогда с маяка пускали черный смоляной дым. Моряки говорили, что это самый лучший и самый высокий маяк в Ойкумене.

    Итак, мы поселились в еврейской части города, сняв комнаты на втором этаже четырехэтажного дома на улице Ткачей. Дом стоял спиной к каналу, но все равно постоянный рев и мычание волов было нам слышно; окна же и дверь выходили на улицу, на другой такой же дом и на маленький рынок, что было очень удобно для Эфер. Отец, не желая показывать свою связь с лесоторговым и плотницким делом, сказался учителем – и вскоре стал им! Целыми днями он проводил в синагоге, обучая детей письму, чтению и благочестию, и по нему казалось, что ничем другим он в жизни не занимался. Однако Иешуа он препоручил другому учителю и платил за его обучение, а когда его спросили, зачем он так поступил и не проще ли было сэкономить, ответил: «Жил в старые времена великий учитель Закона. Умирая, он оставил свою старую одежду лучшему из учеников. Когда же младший ученик пришел к этому лучшему и спросил, а что еще оставил ему учитель, помимо старой одежды, тот ответил: тебя. О, брат мой! – воскликнул младший. И тогда старший протянул ему старую одежду учителя и сказал: можешь надеть ее, ты постиг суть Закона». И еще он сказал: «Учитель – всегда слуга ученика. Вправе ли отец быть в услужении у сына?» И вопрошавшие ушли, пораженные великой мудростью Иосифа.

    Зато он велел Иешуа обучать меня всему тому, чему научился сам. Так и я начала читать и писать. [13]

    Архелай между тем почти удалился от дел. Хоть ему и удалось установить в стране покой и порядок, но вот вернуть либо заново завоевать доверие и любовь подданных он не мог, да и не пытался. Он оставил Иерушалайм под властью первосвященников (которых поменял двух или трех, я точно не помню; кажется, все они были из рода Боэта, то есть братья, родные или двоюродные, младшей Мариамны), а сам поселился в небольшом уютном поместье под Иерихоном, в тени пальмовой рощи, среди каналов и фонтанов. Поместье называлось Архелаидой. Раз в год, а когда мог, то и реже, он встречался с братьями и сестрой. На этих встречах все внимание присутствующих уходило на то, чтобы чего-нибудь случайно не съесть или не выпить.

    Вообще он очень хорошо отстроил и благоустроил Иерихон – почти так же, как в свое время Ирод отстроил Себастию. На месте разоренного и полуразрушенного во времена бунта дворца встал новый, семижды краше. К городу подвели воду из горных ключей. Всю долину засадили пальмами, дававшими масло и волокно.

    Но Иерихон был саддукейский город, и все, что было хорошо здесь, слыло отвратительным в Иерушалайме и других городах.

    Еще он женился на Глафире, вдове своего брата Александра. Не помню, упоминала ли я об этом, но Глафира отличалась какой-то особенной красотой, губящей мужчин. Сначала погиб Александр; после она вышла за ливийского царя, но и он умер. Вернувшись в отчий дом, она случайно встретилась с Архелаем (а до этого, так случилось, они не встречались ни разу); тот воспылал страстью и взял ее в жены, даже расставшись ради этого с прежней своей женой.

    Древний Закон не только не осуждал, но даже повелевал братьям жениться на вдовах своих братьев – дабы не пресекался род. В сравнительно недавние времена фарисеи стали учить, что деяние это – грех, сходный с кровосмешением. Глупо, скажете вы? И я отвечу: да, конечно, глупо. Но многие ли неразумные станут ценить закон, подобный старой разношенной обуви, которая не трет и не давит?.