Она невольно замедлила шаг, не сводя глаз с величественно фасада.

– В чем дело, Кирнан? – забеспокоился провожатый.

Пришлось идти вперед, несмотря на дрожь в коленях. Господи, пронеси! Сейчас она встретится с детьми. А ведь дети так проницательны! Они могут догадаться даже о том, что она любит янки – человека, которого их брат вызвал на дуэль, человека, который ранил их дорогого Энтони. А может быть, они поймут, что и сама дуэль состоялась из-за нее.

«Ну, как можно быть такой трусихой?» – мысленно упрекнула себя Кирнан и ускорила шаг.

Неожиданно дверь распахнулась, и кто-то стремительная бросился в ее объятия.

Патрисия Миллер, худенькая двенадцатилетняя сестренка Энтони ткнулась ей в живот. Кирнан обняла ее за плечи, пытаясь успокоить девочку.

– Ты приехала! Какая радость! Джейкоб говорил, что ты не захочешь жить с нами, потому что недолго была женой Энтони… А я все равно тебя ждала!

Патрисия, наконец, оторвалась от девушки и подняла на не полные слез глаза.

– Знала, что ты приедешь… Энтони тебя очень люби И я тоже тебя люблю! Ты ведь останешься здесь? Ты нас не бросишь?

Кирнан смотрела в глаза Патрисии и чувствовала, как все тревоги отступили.

Ребенок, давно лишившийся матери, в один день потерявший отца и старшего брата, совсем еще несмышленыш, в одну секунду вернул Кирнан то, что, как ей казалось, она навсегда утратила. Еще минуту назад девушка чувствовала себя одинокой и потерянной, а теперь стало ясно, что она кому-то нужна! Чувство одиночества и боли отступило.

– Ну конечно, останусь!

– Ты ведь теперь моя сестра, да? – не унималась Патрисия.

– Да, теперь я твоя сестра. И мы будем жить все вместе – ты, Джейкоб и я.

А вот и он. Джейкоб не желал так открыто выражать свои чувства, и Кирнан решила его не торопить.

– Привет, Джейкоб, – бросила она, глядя в его карие глаза, полные печали.

– Привет, Кирнан, – сдержанно ответил мальчик.

Его сдержанное приветствие с лихвой окупилось радостным порывом Джейни, тоже вышедшей на крыльцо.

– О миз Кирнан! Рада видеть вас дома! – И негритянка судорожно обняла новую хозяйку.

Дома…

Но ведь это не ее дом!

Нет, теперь ее.

И она здесь останется.

Наутро Кирнан сидела в церкви между Джейкобом и Патрисией и слушала молитву священника по усопшим Эндрю и Энтони Миллерам.

Он упомянул о безутешной вдове, и она вдруг поняла, что хотя и не любила Энтони так, как он того заслуживал, смерть отняла у нее старого доброго друга. Она больше никогда не услышит его смех, не заглянет в его честные карие глаза. При этой мысли ее собственные глаза увлажнились, а сердце пронизало чувство невосполнимой утраты и боли. Энтони мертв, а мертвые не возвращаются.

Священник продолжал свою речь. Он упомянул о доблести и отваге тех, кто, не задумываясь, отдал свою жизнь за Дело Юга. Миллеров в округе любили, и преподобный отец говорил искренне, от души. Говорил о том, что со смертью оборвалась не только жизнь Энтони, но и его молодость, красота, мечты. Закрыв глаза, Кирнан вспомнила их последнюю встречу. Энтони тогда был взволнован, нежен, лучился счастьем и, как заметил священник, прекрасен своей молодостью, отвагой и доблестью. А теперь все в прошлом. От молодого человека осталось лишь искалеченное тело, которое будет гнить на кладбище.

Неизвестно, что послужило причиной – то ли осознание его смерти, то ли глубинная уверенность в том, что в стране начались страшные, кровавые события, – только Кирнан вдруг почувствовала, как оцепенение, владевшее ею уже несколько дней, вдруг оставило ее, и слезы хлынули рекой.

Тела Миллеров поместили на красивый черный катафалк, и печальный вороной мерин потащил его к могиле.