— Да-да. Вы меня с кем-то пугаете. Мы живем скромно. Пат, ну, отец значит, дочку похоронил. Квартира ее, поэтому он здесь по праву.

— Ошибаешься, девуля-красуля. Он не прописан. Завещания не имеется. Жилплощадь не приватизирована. Получается, оба вы временные. А про дружка можешь признаться. Я к нему интерес имею.

Вот пристал. О ком спрашивает? Богатый… Наверняка видел меня с Вадимом Борисовичем… Тогда понятно.

— Какие у вас дела к Вадиму Борисовичу?

— Не Вадим, а Владимир Борисович.

Достал, старый хрен. Я всю ночь с этим Вадимом трахалась, а он мне рассказывает, как его зовут! Стараюсь Держаться не нагло. Повторяю:

— Его зовут Вадим Борисович.

Старик отрицательно машет головой. Потом вдруг соглашается:

— Может быть… А какой он из себя?

Нехотя описываю:

— Высокий, полный, детское лицо. В очках. Руки волосатые. Золотой перстень.

— Нет, нет, не он! — старый хрен совсем обалдел. Машет перед моим носом дурацкой палкой. — Я тебе о другом говорю.

— Другого не знаю.

— Знаешь. С кем познакомилась после того, как тебя… словом, без обоюдного согласия…

Я вся впадаю в дрожь. Неужели Валерий меня выследил? Ах ты, гад!

Вскакиваю:

— Значит, вы знакомы с этим подонком?

— Каким?

— Валерием.

— Кто он?

— Клиент Юрика!

Старик шумно выдыхает воздух:

— Я о спасителе твоем говорю.

— А… о Борисе… — успокаиваюсь я.

— Да не Борис его зовут. Всех своих дружков перепутала, — снова начинает заводиться старый хрен.

— А я говорю — Борис. Он меня к Юрику возил. Его Юрик перепугал до смерти. Смылся на раз. Насчет богатства что-то незаметно. «Жигули» дрянные и сам не по фирме. Впрочем, я не знаю. Не дружок он мне вовсе. Подвез пару раз и, слава Богу, исчез. Желательно навсегда.

Старик не на шутку расстраивается. Забывает про собственный шепот, принимается меня отчитывать:

— Дура полная! Такие тузы раз в жизни выпадают. Найди его и полюби. А как все у вас сладится, дай мне знать. Вот открыточка с обратным адресом, бросишь в ящик.

Тычет мне открытку с днем рождения.

— Почему вы решили, что он богатый? — спрашиваю больше по инерции, чем из интереса.

— Эх, девуля-красуля, поверь пожилому человеку. Найди и полюби. Но о деньгах и богатстве не спрашивай. Само придет в руки. Тот случай, когда молчание действительно обернется золотом. И обо мне не вспоминай. Просто напиши на открытке: «Спасибо». Больше говорить не о чем. Показывай третью комнату.

Старый хрен и туда поперся первым. Пат с открытыми глазами, но в них никакого присутствия сознания. Иван Христофорович прохаживается по комнате, не обращая никакого внимания на сидящего в кресле Пата. Выглядывает в окно.

Стучит по стенам. Подходит к старому шкафу, где висят вещи Пата.

— Это дерево называется «птичий глаз». Отличный шкаф. Конец девятнадцатого века. Его бы почистить да воском натереть. Сзади-то стенка небось фанерная, — бесцеремонно открывает дверцы шкафа, лезет внутрь рукой. — Так и есть, фанера. Если надумаете продавать, хорошие деньги за него отвалю.

— Не продается, — вдруг захрипел Пат и попытался подняться из раскачавшегося кресла.

Иван Христофорович быстренько отошел от мебели и, кивнув головой, констатировал:

— Папаша-то хорош. С утра надрался. И то правда — лучше с утра, чем с перерывами, — после чего легко, даже не опираясь на палку, выскользнул из комнаты, забыв про свою хромоту.