|
Лазарь, тот, что с щербатой улыбкой и смешливый, заметил, как перепуган Раду, и быстро оценил ситуацию. С ними Раду ездил верхом почти каждый день, под их шутливым попечительством он он не только освоился в седле, но даже стал ловким наездником. А еще он, возможно, рассказал им слишком много о своей семье. Пока выводили лошадей, приготовленных к прогулке, он стоял, понурив голову. Для него лошади приготовлено не было, и всем стало ясно, что он не должен был участвовать в поездке. Или вообще хоть в чем-то участвовать.
Он смотрел, как его отец садится в седло. Ему стыло стыдно, из глаз грозили политься слезы. Тогда Лазарь прокашлялся и сказал: – Ваша лошадь. – Он протянул ему вожжи и уважительно поклонился, как будто Раду был чем-то большим, чем просто позабытым всеми мальчиком. Раду взял поводья и улыбнулся, но быстро спохватился и поддержал формальный тон Лазаря. – Благодарю, – сказал он и запрыгнул в седло так плавно и отлаженно, как только мог, выпрямился и направил своего коня вперед, желая поравняться с лошадью Мирчи. Чтобы пальцы не дрожали, он крепко сжал кожаные ремни. Отряд двинулся к лесу. Проезжая по полю, всадники держались вместе. Его отец оглянулся и, как будто снова удивившись существованию Ралу, оценил его великолепную форму. Грудь Раду наполнила гордость от того, что он здесь, скачет верхом рядом с отцом и старшим братом, возглавляя группу бояр. Он на своем месте. Он поднял подбородок выше и поймал взгляд отца, предвкушая улыбку. – Не опозорь меня, – сказал отец ровным тоном и, не удостоив Раду больше ни одним взглядом, погнал коня вперед. Грудь Раду больно сжалась. Вся его гордость и надежда свернулись и опали где-то в животе. Оставшуюся часть поездки они, взмокнув, пробирались среди деревьев, кишащих насекомыми. Он перестал подгонять свою лошадь и отстал, оказавшись в хвосте группы рядом с самыми незнатными боярами, которые ворчали и сплетничали, не обращая на него никакого внимания. Ветки дважды хлестали Раду по лицу, оставляя после себя острую боль. Но он ни разу не вскрикнул и продолжал держаться в седле прямо. Он прислушивался к разговорам вокруг и понимал, что недовольство слишком часто было направлено на главу группы. Он никого не опозорил. Он оставался незамеченным и невидимым. Вероятно, это было самое меньшее и самое большее, что он мог сделать для своего отца.
9
Лада задыхалась в замке. Все вокруг было пропитано тревогой и страхом. Люди собирались в темных углах и шептались. Ее отец закатывал один банкет за другим, стараясь ублажить бояр, которые все более открыто проявляли свою враждебность. Куда бы она ни пошла, за ней следили. Богдан был своего рода щитом – всегда рядом, всегда послушный. Смириться с его потерей было тем труднее, что она к тому же потеряла любовь и уважение, которое испытывала к отцу. Она поняла, как мало на самом деле ее отец думал о Валахии. Все, что он делал, он делал для себя, стремясь защитить свою власть любой ценой. Защита и броня, которую, как она себе представляла, давала ей его любовь, оказалась сорвана, а без нее она чувствовала себя голой и ранимой. Каждый день был наполнен риском, каждая улыбка и разговор таили в себе опасность. Один неверный шаг – и она тоже могла оказаться выброшенной. Отец по-прежнему относился к ней благосклонно, и она подозревала, что по-своему он ее любит, но его любовь была такой же ничтожной и хрупкой, как его бесконечные лживые политические обещания. Этим летом ей исполнится тринадцать. Ее мама в тринадцать лет вышла замуж. Во рту Лада постоянно ощущала железистый привкус крови. Это был вкус поражения. Однажды вечером она шла по коридорам в сторону кухни, и один боярин толкнул ее и даже не извинился. Она чувствовала себя мелкой и незначительной. Она и была мелкой и незначительной. |
