Тем временем Эймос закончил петь. Его лицо блестело от слез и выступившего пота, который каплями катился по его лбу. Я опустил гроб в могилу, и Эймос взялся за лопату.

– Подожди, – сказал я.

Вернувшись к грузовичку, я взял с переднего сиденья медведя Гекльберри, отряхнул от пыли, поправил у него на шее красную «бабочку», а потом опустился на колени рядом с могилой и положил игрушку на гроб.

Потом я тоже взялся за лопату. Я не швырял землю, а осторожно высыпал ее в могилу, прислушиваясь к тому, как она глухо стучит по запаянному металлическому гробику. Я старался действовать как можно осторожнее, и все равно яма заполнялась слишком быстро.

Минуты шли. Наконец Эймос отложил лопату, вытер лицо, снова надел солнечные очки и вернулся к грузовичку. Я заканчивал работу один, и холодный пот ручьями стекал у меня по спине, хотя температура воздуха приближалась к девяносто восьми. И только когда над могилой поднялся небольшой аккуратный холмик, я выпрямился и посмотрел на свои руки – на «линии жизни» и «линии удачи», на свежие мозоли и вены, которые чуть синели на ладонях и надувались на запястьях. Именно в этот момент я впервые заметил крошечные темные чешуйки – частички свернувшейся крови, которые задержались в волосяных лунках. Кровь высохла, накрепко приклеившись к коже и смешавшись с темными веснушками.

Это была кровь Мэгги.

Я схватил в каждую руку по пригоршне земли и крепко сжимал, пока она не стала вытекать с обеих сторон кулака, как песок из песочных часов. Земля была чуть влажная, крупнозернистая и пахла… землей.

Я подумал, что обязательно должен рассказать Мэгги о похоронах. Повернувшись, я зашагал к дому, и листья кукурузы легко касались моих локтей, словно хотели утешить или высказывая беззвучные слова соболезнований. На ходу я яростно втирал в левое предплечье землю с могилы сына, используя ее как грубое чистящее средство, пока не покраснела и не засаднила кожа. Черные частички засохшей крови исчезли, но из нескольких свежих царапин проступили новые рубиновые капли.

Глава 5

Теперь летний театр используется не больше трех дней в году. Все остальное время он просто тихо разваливается. Когда-то здесь выступали Гарт Брукс, Джордж Стрейт, Рэнди Трэвис, Винс Джилл и Джеймс Тейлор, исполнявшие композиции в стиле кантри и блуграсс. Никакого электричества, никакой «фанеры»… Впрочем, выходили на эту сцену и совсем другие люди – например, Джордж Уинстон, а однажды здесь выступал сам Брюс Спрингстин, но и он пел в сопровождении одной лишь акустической гитары. Я знаю это точно, потому что купил билеты, и мы с Мэгги вместе пошли на этот концерт.

О том, кто мог построить этот театр, в городке ходит немало слухов и предположений. Называются имена некоего «большого человека» из Чарльстона, у которого денег больше, чем здравого смысла, разведенной миллионерши из Нью-Йорка, построившей театр в пику своему бывшему супругу, а также сентиментального промышленника из Калифорнии, чьи предки когда-то жили в нашем округе. Разные люди придерживаются разных версий, все зависит от личных вкусов и предпочтений вашего собеседника. И только мне, по чистой случайности, удалось узнать правду.

Как-то я возвращался домой очень поздно – было что-то около двух пополуночи, – и вдруг до моего слуха донеслись звуки волынки. Любопытство оказалось сильнее усталости, и я, оставив грузовичок на обочине, продрался сквозь подлесок и поднялся на холм, где стоял театр.