Иногда, когда ребенок начинал брыкаться посреди ночи, Мэгги клала мою ладонь к себе на живот. Она ничего не говорила, но я сразу просыпался, стоило мне почувствовать тепло ее тела и маленькую пяточку, которая упиралась в стенку ее живота изнутри.

Несколько ранее, на очередной «гаражной распродаже» я обнаружил древнего деревянного коня-качалку. Игрушка требовала серьезного ремонта, но я все равно ее купил, привез домой и устроил в амбаре столярную мастерскую, а Мэгги велел держаться подальше. Через неделю я принес коня в дом и поставил в детской рядом с кроваткой. Он был тщательно проклеен, выкрашен белой краской и до блеска отполирован. Увидев его, Мэгги вдруг разрыдалась. Думаю, именно тогда до меня окончательно дошло, что моя жена стала другим человеком и что избыток новых гормонов повлиял не только не ее тело, но и на разум.

Какое-то время спустя у Мэгги действительно стали появляться неожиданные и довольно-таки странные желания.

– Дорогой, – произнесла она однажды низким, соблазнительным шепотом, – мне почему-то очень хочется свежего, натурального арахисового масла, а еще – ежевичного мороженого. «Хеген датс» ведь самый вкусный, как ты считаешь?

Я только кивнул и отправился на поиски, не представляя, как трудно будет найти свежеотжатое натуральное арахисовое масло в десять часов вечера. Когда пару часов спустя я вернулся, Мэгги ждала меня на веранде. Сидя к качалке, она нетерпеливо притопывала ногой и размахивала ложкой. Я снял крышки с контейнеров, и мы, усевшись на ступеньки крыльца, принялись в две ложки уничтожать десерт. Покончив с мороженым, Мэгги мечтательно посмотрела на меня.

– А как начет чизбургера? – спросила она.

К шести месяцам Мэгги сделалась очень беспокойной и легковозбудимой. Любая мелочь могла вывести ее из себя. Как-то утром, разглядывая себя в зеркале, она вдруг закричала во все горло:

– Господи, какой кошмар! Дилан Стайлз, иди немедленно сюда!

Обычно Мэгги зовет меня по имени и фамилии, только когда я сделаю что-нибудь не то. Например, забуду опустить сиденье унитаза, оставлю незакрытым тюбик с зубной пастой, не вынесу вовремя мусор, не сумею уничтожить всех пауков и тараканов в радиусе двух миль или попытаюсь тайком сделать что-нибудь запретное и попадусь. Сейчас по ее интонациям я сразу понял, что на чем-то погорел. Я только никак не мог взять в толк – на чем.

Когда я вбежал в ванную комнату, Мэгги стояла на цыпочках перед раковиной умывальника и, подавшись вперед, изучала в зеркале свой подбородок. Махнув в мою сторону увеличительным стеклом, она спросила с неподдельным страданием в голосе:

– Что это такое, по-твоему?

Я взял увеличительное стекло, посмотрел – и не сдержал улыбки. На подбородке Мэгги я увидел один-единственный черный волос длиной примерно в треть дюйма.

– Если хочешь знать мое мнение, – ответил я, – то, по-моему, у тебя начала расти борода. Шикарная, черная как смоль, курчавая борода, которой позавидовал бы и царь Навуходоносор…

Да, я знаю, что этого говорить не стоило, но удержаться я не мог.

– Выдерни его! Немедленно! – взвизгнула Мэгги и шлепнула меня по плечу.

Выдвинув ящик туалетного столика, я достал оттуда швейцарский армейский нож и ногтем открыл маленькие щипчики.

– Знаешь, Мэг, если у тебя действительно вырастет борода, тебя с дорогой душой возьмут на работу в любой цирк.

– Дилан Стайлз! – Мэгги покачала у меня перед носом чуть согнутым указательным пальцем.