Я слегка поморщилась, так как еще со школьных лет всякие заумные математические термины повергали меня в состояние скучающего отупения. Видимо, Анна это заметила.

— Впрочем, — продолжила она, — я не буду углубляться в такие подробности. Скажу только, что многие явления, огульно причисленные к мистическим, на самом деле совершенно естественны и вполне поддаются научному объяснению.

— Ну да, ну да, — встрял Павлик. — Биоэнергетика, экстрасенсорика… Слышали мы все это.

Я неодобрительно покосилась на него, но Анна ничуть не обиделась.

— Понимаю ваше пренебрежительное отношение к подобным вещам. В последнее время вокруг столько информации на эту тему, большая часть которой является заведомой чушью. И совсем непросто выловить крупицы чего-либо по-настоящему ценного. К тому же все газеты пестрят объявлениями так называемых народных целителей, которые за пару сотен и часов берутся излечить вас от любых недугов и перенаправить жизнь в самое благое русло. — Женщина презрительно усмехнулась. — Бессовестные шарлатаны, обирающие доверчивых простаков, или чернушники!

— А вы себя к таковым, разумеется, не причисляете? — не удержалась я от довольно ехидного вопроса.

— Нет, не причисляю и берусь вам легко доказать, почему. Во-первых, я не зарабатываю на помощи людям деньги.

— А почему? — слегка растерявшись, брякнула я.

— Потому что этого просто нельзя делать. Вспомните, слышал ли хоть кто-нибудь из вас, что реально существующие старушки, действительно помогающие людям, озаботились вывесить у входа прейскурант на свои услуги? Они никогда не берут денег, только продукты или вещи, которые им предлагают от чистого сердца, и живут далеко не богато. А все потому, что эти бабушки прекрасно знают, что можно делать, а что нельзя.

Мы все несколько смущенно молчали, пока Анна обводила нас пристальным взглядом. Ведь в самом деле, о добрых бабульках все мы были наслышаны и знали, что дело обстоит именно так, как нам только что сказала Анна.

— Во-вторых, — продолжала она, — я никогда не стану вредить людям, даже если мне убедительно докажут, что они этого заслужили.

— То есть порчу, сглаз, проклятье вы насылать не станете? — уточнила я.

— Никогда. Более того, не стану делать и приворот, хотя прекрасно умею, так как приворот — зло гораздо худшее, чем все остальное.

— Разве? — Я снова удивилась, заодно подумав, как бы я стала себя вести, если бы мой Владимир вдруг увлекся какой-нибудь другой женщиной. Кто знает, может, мне этот самый приворот показался бы вполне приемлемым.

— Привнесенное извне вмешательство в чувственную сферу является самым грубым и жестоким насилием над человеком, — назидательно проговорила Анна. — Представьте себе, что одним прекрасным утром вы просыпаетесь с мыслями о каком-то другом человеке вместо горячо любимого мужа. Ваше существо мучительно раздваивается, вы ничего не можете понять, впадаете в депрессию, в семье начинаются скандалы, дело доходит до развода… Затем вы сходитесь с тем самым другим человеком, но ни покоя, ни счастья не обретаете, так как, кроме насильно навязанной тяги к нему, никаких других чувств не испытываете.