Заминка длилась лишь мгновение, так как выражение лица Гила тут же изменилось, вынуждая Оливию засомневаться в правильности своих наблюдений. Его черты снова стали лениво-насмешливыми, что всегда приводило ее в бешенство; она выругала себя: надо же быть такой глупой, чтобы вообще заподозрить, будто под его насмешками скрывается глубокая страсть! Покрывшись густым румянцем, она подняла с пола брошенное махровое полотенце и обернула его вокруг себя.

– Как ты попал сюда? – с гневом крикнула Оливия.

– Кто-то из жильцов сжалился надо мной и открыл дверь, – невозмутимо сообщил ей Гил.

– Неужели? Кто же это? Никто не должен был этого делать. И как ты посмел войти в мою квартиру без стука? – кипела гневом Оливия.

– Твоя дверь оказалась незапертой, вот я и вошел. – Гил объяснил свое появление в ее квартире с таким спокойствием, будто застал ее за занятием, не более приводящим в замешательство, чем, скажем, застегивание туфли. Особенно бесило Оливию его безразличие. Какой негодяй! Он мог бы по меньшей мере извиниться за вторжение в ее личную жизнь.

– Ты мог бы постучать!

Гил недоуменно пожал плечами.

– Я и звонил и стучал, но ты, очевидно, не слышала. Не надо истерики, Оливия. Ты отнюдь не первая женщина, которую я вижу обнаженной.

– Может быть, я и не первая, но ты... – Оливия прикусила язык, с опозданием сообразив, какие последствия имело бы готовое сорваться с ее уст признание.

Гил, разумеется, считает, что у нее к этому времени перебывало множество любовников. Ему совершенно ни к чему знать, что никогда ни один мужчина не видел ее без одежды.

– Что я? Договаривай. – Его черные брови с любопытством поднялись вверх.

– Ты не мой любовник! – крикнула она. – Я далеко не каждого приглашаю в свою спальню и не рассчитываю наткнуться на посторонних, украдкой подсматривающих за мной в моем же собственном доме.

Гил прислонился к дверному косяку и усталым жестом запустил руку в свою густую черную шевелюру.

– Это просто недоразумение, Оливия. Я вошел и сразу же наткнулся на открытую дверь. Я не представлял себе, что это твоя спальня. Если ты находишь, что я вторгся, нарушив твое уединение, то прошу меня извинить.

Извинение было таким неожиданным, что Оливия уставилась на Гила в изумленном молчании. Она понимала, что ей следовало бы принять его слова за чистую монету и, будь они произнесены кем-либо другим, Оливия, наверное, так бы и поступила. Но сейчас ее обычная рассудительность не срабатывала: еще не улеглась бурная реакция, которую она переживала, когда увидела, какими глазами он смотрел на нее. Взвинченные нервы требовали какого-то выхода. Оливии хотелось нанести ему удар и вывести из равновесия, как он только что лишил покоя ее.

– Есть особое определение мужчинам, подобным тебе.

Глаза Гила потемнели от гнева.

– Есть определение и женщинам, подобным тебе, Оливия, тем не менее до сих пор я соблюдал вежливость и не употреблял его. С трудом верится, что женщина с твоим сексуальным опытом может так выходить из себя из-за столь незначительного инцидента. Я мог бы увидеть больше выставленной напоказ женской плоти, посетив берег Средиземного моря. Или ты считаешь, что сильно отличаешься от остальных женщин? Заверяю тебя, что нет.

Оливию чуть не трясло от бешенства.

– Когда мне надо будет знать твою точку зрения на анатомию женщины, я обязательно спрошу. Никаких сомнений, ты – эксперт в данном вопросе.

– Я предпочитаю думать о себе как о дилетанте, – сделал он заключительный выстрел и вышел из спальни.

Когда дверь закрылась, у Оливии еще оставалось желание запустить чем-нибудь тяжелым или острым в его спину. Она плюхнулась на край кровати и взглянула на свое отражение в зеркале: щеки раскраснелись, дыхание стало учащенным.