Она робко двинулась в направлении двери. Приблизившись к нему, она остановилась.

– Не мог бы ты посторониться? – спросила она, затаив дыхание.

– Зачем? Что, холодная мраморная Венера уже не так уверена в себе, как прежде?

Нахальный тон Гила ясно показывал, что он отнюдь не намерен уступать Оливии путь.

Пройти в дверь, не задев его, было невозможно, и Оливия ощутила, как ее обдало жаром, когда они коснулись друг друга. Ее щеки зарделись, когда она вспомнила, что творилось с ее телом в его жарких объятиях.

В глубине души она надеялась, что Гил привлечет ее к себе. Какое безумие! Он не предпринял ни малейшей попытки задержать ее; Оливия выскользнула в коридор и направилась в свою спальню. Она проклинала разочарование, которое только что пережила.

Оливия посмотрела на стрелки часов. Боже, уже почти два часа дня!

Она прилегла на постель, пытаясь решить, что делать.

Во рту у нее было сухо, головная боль не утихала. Оливия подумала, уж не заболевает ли она.

Так жить невозможно – к такому выводу пришла она, пока лежала в постели. Невозможно существовать в атмосфере постоянной лжи. И все же, какое наслаждение она испытала в те минуты, когда он был с ней рядом! Неужели придется отказаться от счастья взаимного обладания? Она наивно думала, что секс изменит их отношения, но, видимо, ошиблась. Свидетельство тому – холодность Гила, продемонстрированная сразу после взрыва страсти. Если бы он хоть немного любил ее, он не смог бы просто встать с постели и уйти. Несмотря ни на что, Оливия любит его. Однако он не любит ее и никогда не полюбит. Жизнь с ним превратится в сущий ад. А это непереносимо!

Приняв решение, Оливия торопливо оделась и направилась к Гилу, чтобы сообщить ему о своем возвращении в собственную квартиру. Она нашла Гила за письменным столом, обложенного кипами бумаг.

– Ты работаешь? – пробормотала она совсем не те слова, какие хотела.

– Да. Тебе что-нибудь нужно?

Оливия собралась с духом и выпалила:

– Да. Я поняла, что ничего не получится. Мы не сможем жить вместе... Поэтому я решила возвратиться в свою квартиру сегодня вечером.

Она говорила так сбивчиво, она так нервничала.

Гил откинулся на спинку кресла, наблюдая за ней.

– Ты предлагаешь развестись?

Развестись? Ну, не смешно ли употреблять такое слово, если они провели лишь несколько часов вместе? Неужели эти несколько часов можно назвать браком?

– Да, развестись, – безучастно согласилась Оливия.

Гила, очевидно, не шокировало это предложение, лишь слегка удивило.

– С чего вдруг такая перемена? Вчера еще ты знала, чего хочешь от этого брака.

– Я думала, что знаю.

– А теперь уже не знаешь?

– Нет... то есть да. – Оливия обреченно покачала головой, будучи уже не в состоянии логично мыслить. – Я уже ничего не хочу от брака с тобой.

– Даже увеличения количества акций?

Он явно издевался над ней.

Оливии захотелось послать его к черту. Она подумала, что может выдержать что угодно, но только не его издевки и насмешки.

– Да, даже акций не хочу, – заявила она. – Мне совершенно наплевать на них. Я просто не желаю жить с тобой.

– В таком случае жаль, что ты не пришла к этому выводу хотя бы накануне свадьбы, – равнодушно заметил Гил.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты представляешь себе, что произойдет с «Бофором», если мы сейчас разведемся?

Оливия неопределенно пожала плечами.

– Ничего хорошего для рекламного агентства это не принесет, понимаю, однако...

– Это станет катастрофой, – резко оборвал ее Гил. – Под угрозу будут поставлены все новые заявки, возможные заказы, и мы потеряем кучу традиционных клиентов.