— Отец Хуг, ну что же вы… На вас ведь надеются, верят в вас… нет, я понимаю, что ваша собственная душа и ваша совесть вам важнее, чем какие-то мирские дела, но ведь нам же надо как-то очистить Святую Землю от адских козней! Помогите мне, пожалуйста…

Хуг взглянул Эральду в лицо.

— Ох, и снова ты мне напоминаешь о пастырском долге… ад сильно смутил меня, его ростки — в моей душе, и тяжело отличить зло от блага… Какой я духовник тебе, белое дитя?

— Господи, отец Хуг, да прекрасный! Замечательный вы духовник, ну что вы себя мучаете?! Стоп. А может, вы просто не хотите со мной связываться? Отец Хуг, если вы считаете, что я не достоин или не могу быть королём, то я, конечно, не стану вас заставлять…

Хуг встрепенулся, и его глаза вспыхнули. Он мягко отстранил руку Эральда, выпрямился, насколько сумел, коснулся Божьего глаза и вскинул ладонь в благословляющем жесте:

— Воззри, Господи, на отмеченного кровью, и милосердием, и судьбой, и даром сына Твоего! Ныне получает венец владык земных…

Дорогой Творец, спасибо, подумал Эральд. Просто — большое-пребольшое Тебе спасибо, Ты, кажется, до него докричался. Или мы вместе, если это не слишком самонадеянно звучит.

Толстячок Кайл дрожащими руками протянул Алвину ларец из светло-янтарного дерева, в тонкой-тонкой золотой инкрустации, в этакой сияющей паутинке. Алвин повернул ларец к Эральду и открыл.

В ларце, на небесно-голубом бархате, лежал Венец Владык Святой Земли. Эральд видел его впервые.

Он представлял себе нечто вроде короны Российской Империи, в бриллиантовом огне, ослепительное и помпезное, но Венец оказался гладким золотым обручем, по которому вился сложный орнамент из мистических роз. Один-единственный камень украшал этот обруч, и названия этого камня Эральд не знал: гладкий, ясно и холодно голубой, как зимнее небо. Камень казался непрозрачным, но в нём была странная глубина — и в этой глубине ходили заревые отсветы, золотистые и розоватые, вроде солнечных отсветов на облаках.

Эральд дотронулся до Венца. Венец был очень холодным и очень тяжёлым.

— Потом, — шепнул Алвин.

Монахи пели "Грядёт владыка человек земных", а Эральд смотрел в высоченное дворцовое окно на небо точно того же оттенка, что и камень на Венце. Стояло морозное утро с золотисто-розовым солнцем в ледяном тумане; в небе кружили союзники-драконы. Порошил лёгкий снежок.

Потом надо было выйти из Зала Престола и медленно спускаться по лестнице, чтобы Хуг мог идти следом, не отставая. Ужасно хотелось видеть Сэдрика или Алвина, а Джинеру хотелось держать за руку — но все они шли позади и нельзя было оборачиваться. Им полагался какой-то ритуал, которым Эральда не стали сбивать с толку — от него требовалось только идти вперёд, по расстеленному алому полотну, от дворца в храм Святой Розы, в белом и с непокрытой головой.

И в храме Творец мог благословить его окончательно. А мог и не благословить — потому что не ведает человек, что планирует Господь; история Святой Земли знала и такие случаи. Отсутствие небесного благословения обычно никому не мешало, лишь служило поводом для сплетен и дел Тайной Канцелярии по части оскорбления королевской власти — но благословение поднимало государя на должную высоту.

Отец Эральда был благословлён Творцом. Что тоже никому и ничему не помешало.

Лакеи в алом настежь распахнули парадные двери. Из них потянуло пронизывающим холодом, и Эральд пожалел, что белый атлас нельзя прикрыть чем-нибудь тёплым. Он вышел на площадь и увидел, что площадь полна народом, и от дыхания многих и многих людей над ней поднимается пар.

Увидев Эральда, толпа восторженно завопила: "Виват!", "Да здравствует король!", "Привет, благой, наконец-то!" и "Живи триста лет!" — а Эральд подумал, что уж сегодня-то они дождутся того, что им причитается.