|
В камере появился тот же самый душевный старичок в сопровождении монахов в черном и стражников с короткими копьями. — Пойдемте, сын мой, вас уже ждут. — Эти двое со мной. — Кого ты имеешь в виду? — удивился старик, пытаясь заглянуть мне за спину. — Ангела и черта. В смысле — светлую и темную сущность моего бытия… — Я было охотно пустился в объяснение, пытаясь познакомить вошедших с присутствующими, но Анцифер протестующе надул губы, а Фармазон скорчил такую рожу… — Вы что, не пойдете? — Пойдем, Серега, как не пойти… Только ты не напрягайся — они все равно нас видеть не могут. Мы ж твои духи, а не общего пользования. Так что не тычь в нас пальцем — примут за опасного сумасшедшего. Я оглянулся, судя по подозрительным взглядам стражей — это очень даже возможно… — Э… господа, вы меня не так поняли. Я не псих. Я — поэт, философ, член Союза писателей, лицо, так сказать, имеющее определенную склонность к гиперболе, аллегории и ассоциативному мышлению. Все, кто стоял в дверях, невольно шарахнулись назад, но храбрый старичок поспешил навести порядок: — С нами сила Господня! Он ничего не сможет нам сделать, мы веруем! Да и не станет… У этого человека чистая душа. — Анцифер, я что нибудь не так сказал? — М м… Сереженька, вы, как бы это помягче… Они просто еще не осознают значения ваших слов, выражайтесь как нибудь более демократично. — Короче, будь проще, и люди к тебе потянутся, — веско добавил Фармазон. Я кивнул и обратился к старцу, ибо он явно казался главным действующим лицом: — Никакого волшебства, никакой магии, я весь в вашем распоряжении. Не надо меня больше связывать, я сам пойду. «Веди меня скорей, безмолвный проводник, туда, где тень реки пересекает сушу. Туда, где; медный грош засунув под язык, я отпущу с земли свою больную душу…» Это были последние строки одного из моих стихотворений, опубликованных в сборнике «Рождество». Я произнес их без всякого показного кокетства, просто ненавязчиво подтверждая род своей профессии. Тот старик, что все время за меня заступался, вдруг попытался что то сказать и… не смог. Он судорожно открывал рот, смотрел на всех выпученными глазами, но не мог произнести ни звука. Кончилось тем, что бедняга выбежал вон, а следом за ним перепуганной толпой бросились и остальные. Лязгнули стальные засовы. — Сереженька, вы это нарочно? — тихо спросил Анцифер, глядя на меня самым осуждающим взглядом. * * * — Блин горелый! Ну кто же знал, что он колдун?! — Я не колдун! Я вообще ничего не понимаю. У этого пенсионера какие то проблемы с голосовыми связками, нужно быть врачом отоларингологом, да еще серьезным профессионалом в этой области, чтобы понять, почему у него пропал голос. — Да потому, милый друг, что ты прочел заклинание! — Я прочел стихотворение! И то не полностью… У заклинаний, сколько мне известно, совсем другая вербальная структура. Они должны взывать к определенным природным силам, обычно низшего порядка. Для этой цели используется узкоспециальная лексика и фразеология. К примеру, желательно употребление истинного имени демона, правильная формулировка его вызова, надежное ограждение себя, четко обозначенное желание заказчика… — Все! Дальше можешь не говорить… костер тебе обеспечен! Циля, ты только подумай, какого крупного авторитета в области черной магии мы с тобой выпустили в свет?! Он же в этом деле подкован круче меня! — Глупости… — раздраженно отмахнулся я. — Просто много читал… Фармазон всплеснул руками, открыл было рот, но передумал и молча плюхнулся рядом с Анцифером, уже добрых пять минут сидящим на полу с самым сокрушенным видом. |
