– Я долго так думал. Нам казалось, мы спасаем мир от всепоглощающей эпидемии, вызванной вирусом пустоты, от великой смерти, которую несет в себе чистая бумага. Опустошенные неизлечимым раком архивы, которые превратят нашу действительность в неразрешимую загадку для будущих поколений. Мы искренне верили, что скоро найдем альтернативную систему архивации, способную сохранить наше время для будущего. Искали альтернативу единицам и нулям. Вернее, пытались создать эликсир, который бы гарантировал сохранность, если в один прекрасный день компьютеры откажутся выдавать свое содержимое. Мы вывели формулу, незащищенную исходную программу, и позднее продали ее одному концерну в США. Получили за это колоссальные деньги. Кроме того, контракт предусматривал, что в течение двадцати пяти лет патент станет доступен всем странам мира без каких‑либо лицензий. И однажды я оказался на улице в Нью‑Йорке, с чеком на пять миллионов долларов. Один миллион я оставил себе, остальное роздал. Ты понимаешь, о чем я?

– Не совсем. Только самое важное.

– Могу объяснить в подробностях.

– Не сейчас. Ты что‑нибудь отправил Хенрику?

Арон вздрогнул, бросил на нее удивленный взгляд:

– С какой стати мне давать ему деньги?

– Было бы вполне естественно помочь собственному сыну.

– Я никогда не получал денег от родителей. И до сих пор им за это благодарен. Детей глубоко портит, когда даешь им то, что они должны заработать сами.

– Кому ты роздал деньги?

– На сей счет вариантов множество. Я отдал все австралийскому фонду, задача которого сохранить достоинство аборигенов. Их жизнь и культуру, проще говоря. Я мог бы отдать деньги на исследования в области рака, на защиту тропических лесов, на борьбу с нашествием саранчи в Восточной Африке. Я положил в шляпу тысячу листочков с вариантами. И вытащил Австралию. Отдал деньги и приехал сюда. Никто не знает, что это дар от меня. Вот что радостнее всего. – Арон встал. – Мне надо немного поспать. Усталость вселяет в меня тревогу.

Луиза осталась сидеть на диване и вскоре услышала его храп, который волнами перекатывался в ее мозгу. Она помнила эти звуки с прежних времен.

Вечером Арон повез ее в ресторан, притулившийся, точно орлиное гнездо, на самом верху скалистого уступа. Они оказались чуть ли не единственными посетителями, Арон, судя по всему хорошо знавший официанта, удалился с ним на кухню.

Обед стал для Луизы новым напоминанием о годах, прожитых с Ароном. Отварная рыба и вино. Всегдашнее меню их праздничных застолий. Она вспомнила своеобразный отпуск, когда они жили в палатках и питались щуками, выловленными Ароном в черных лесных озерах. В Северной Норвегии они ели также треску и мерланга, а во Франции – морской язык.

Через выбор меню он говорил с ней. Это был способ деликатно выяснить, не забыла ли она прошлое или оно по‑прежнему живо для нее.

В душе шевельнулась грусть. Любовь не вернуть, как не вернуть умершего сына.

Той ночью они спали тяжелым сном. Один раз она проснулась, ей почудилось, что он вошел в комнату. Но там никого не было.

На следующий день Луиза встала рано, чтобы вместе с Ароном отправиться в дождевой лес, за которым он ухаживал. Из дома они вышли еще затемно. Красные попугаи куда‑то подевались.

– Ты научился рано вставать, – сказала она.

– Сейчас я не понимаю, как прожил столько лет, ненавидя ранние утра.

Они проехали Аполло‑Бей. Лес рос в долине, спускавшейся к морю. Арон сообщил, что это остатки древних тропических лесов, покрывавших когда‑то южные районы Австралии. Теперь ими владеет частный фонд, который финансируется людьми, получившими одновременно с Ароном свои миллионы долларов за незащищенную исходную программу.

Они припарковались на площадке, покрытой гравием. Высокие эвкалипты вздымались перед ними стеной.