|
Он вновь ощутил боязнь выявления лейкемии. Годы учебы в институте были полны воображаемыми болезнями, которыми Мартин поочередно страдал. В глубине комнаты он нашел бунзеновскую горелку, на которой в химическом стакане кипятилась вода. Расположив на столе банку и слайды, он стал ждать. Ожидание было недолгим. В лабораторию вразвалку вошел неимоверно толстый стажер Бенджамин Барнс. Рассчитывая на отсутствие посторонних, он в дверях продолжал застегивать молнию на ширинке. Филипс назвал себя и попросил Барнса об одолжении. — Какое еще одолжение? Я хочу закончить вскрытие и убраться отсюда. — У меня здесь несколько слайдов. Не могли бы вы взглянуть на них? — Здесь полно микроскопов. Почему вы не смотрите сами? Слишком бесцеремонное обращение со штатным сотрудником, пусть даже из другого отделения, но Мартин заставил себя подавить раздражение. — Столько лет этим не занимался. А потом, это мозг, тут я никогда не был силен. — Лучше бы дождаться утром невропатолога. — Да мне нужна самая первичная оценка. Филипс всегда считал толстяков неприветливыми, и патолог подтверждал это мнение. Барнс неохотно взял слайды и вложил один из них в микроскоп. Просмотрев его, вставил другой. На все слайды потребовалось около десяти минут. — Интересно, — сказал он. — Вот, посмотрите на это. — Он подвинулся, чтобы Филипс мог видеть. — Видите эту светлую область? — Ага. — Здесь раньше была нервная клетка. Филипс поднял взгляд на Барнса. — На всех этих слайдах с красными отметками есть области, в которых нейроны либо отсутствуют, либо находятся в плохом состоянии, — пояснил стажер. — Интересно, что воспаления почти или совсем нет. Не имею понятия, что это. Я бы описал это как многоочаговую дискретную гибель нейронов с неизвестной этиологией. — И никаких догадок по поводу причины? — Совершенно. — А если множественный склероз? Стажер сделал гримасу, наморщив лоб. — Может быть. При множественном склерозе иногда встречаются поражения серого вещества, хотя обычно все поражения локализованы в белом веществе. Но они выглядят не так. Воспаление сильнее. Для уверенности я бы сделал миелиновую пробу. — А кальций? — спросил Филипс. Филипс знал, что на плотность снимка влияет не так много факторов, но кальций относится к их числу. — Я не заметил никаких признаков кальция. Опять же нужна проба. — Еще одна вещь. Хорошо бы сделать слайды с затылочной доли. — Он постучал пальцем по верху стеклянной банки. — Вы по-моему просили меня посмотреть несколько слайдов. — Да, конечно. Я и не прошу смотреть мозг — только сделать срез. — У Мартина был тяжелый день, и он не был готов к общению с ленивым стажером-патологом. Барнсу хватило здравого смысла не продолжать разговор. Он взял банку и побрел в секционный зал. Филипс пошел за ним. Хирургической ложкой Барнс достал мозг из формальдегида и положил рядом с раковиной на стол из нержавеющей стали. Взяв один из больших секционных ножей, он подождал, пока Филипс покажет нужную область. Потом срезал несколько сантиметровых слоев и положил их в парафин. — Срезы будут готовы завтра. Какие нужны пробы? — Все, какие знаете. И последнее. Вы знаете препаратора, который по ночам работает в морге? — Вы имеете в виду Вернера? Филипс кивнул. — Слабо. Он немного странный, но надежный и хороший работник. Он здесь уже много лет. — Как думаете, он берет взятки? — Понятия не имею. А за что ему могут их давать? — За все. Гипофиз для гормона роста, золотые зубы, особые услуги. — Не знаю. Но я бы не удивился. После неприятного происшествия в нейрохирургической лаборатории Филипс чувствовал себя особенно неуверенно, идя по красной линии в подвале к моргу. |
