- Вы не курите? - спросил он и, не дожидаясь ответа, предложил: Пойдемте на лестницу, покурим, а то жинка моя не любит, когда тут смолят.

Кругляк открыл узенькую дверь рядом с лифтом, и мы по лестнице спустились на площадку между этажами. Возле люка мусоропровода стояла аккуратненькая скамеечка, над ней прибита полочка с консервной банкой, полной окурков. Щелкнул выключатель, зажегся свет.

- Это я тут все так оборудовал, - сказал Кругляк не без гордости. Тепло, уютно. Можно и газетку почитать.

Мы закурили.

- Дмитрий Михайлович, - сказал я, - у меня, собственно, к вам один вопрос. В тот день, когда убили Кригера, никто к нему не приходил с утра?

- Да я уж докладывал: приходил! Но раненько, часиков в девять, я как раз за молоком собирался и аккурат дверь ему открыл. А как возвращался обратно, часика через пол это было, и он выходит. Сосед, значит, сам за ним и закрыл. Мы потом постояли еще маленько в коридоре, покалякали о том о сем, да и разошлись. Кто ж знал, что через два часа всего такое приключится!..

- А как он выглядел? - спросил я нетерпеливо.

- Да как? Обыкновенно! Высокий такой, вроде черный. Дак ведь кабы знать, я в получше запомнил... Это Анюта у меня запоминать мастерица, а ее-то, как на грех, и не случилось.

Елин высок и темноволос. Вроде подтверждается.

- А не заметили вы, Дмитрий Михайлович, когда выходили, не стояла у подъезда какая-нибудь машина?

- Нет, - ответил он сокрушенно, - чего не заметил, того не заметил. Не помню.

Легкая тень проскользнула по стеклянной двери над нами, и Кругляк всполошился. Вскочил, загасил окурок.

- Моя пришла, - сообщил он, - а у меня картошка недочищена. Пойдемте, с ней побеседуете.

- Спасибо, - сказал я. - Мне пора.

Лифт опустил меня вниз, на этот раз, правда, с задержкой. На четвертом этаже вошла женщина, которую я сразу узнал: та самая, которой я так галантно придержал тогда дверь. Она меня тоже узнала и грустно улыбнулась. Ах, если бы не эта галантность! Выходя из подъезда, я снова пропустил ее вперед...

- Бабушки, - спросил я, подсаживаясь на лавочку, - а к Эрнсту Теодоровичу, которого убили, не ездил ли такой - высокий, чернявый?

Старушки помолчали, раздумывая.

- Это который на "Волге", - сказала наконец одна, обращаясь почему-то не ко мне, а к товаркам.

- Ездил, - сообщила мне результат совещания вторая, интеллигентного вида, в очках.

- А в тот день?.. С утра?..

Женщины переглянулись.

- Элеонора Максимовна, - строго сказала та, что в очках, соседке. Утром как будто вы сидели.

Элеонора Максимовна покачала головой:

- Часов в одиннадцать я вышла, не раньше.

- Приезжал, - неожиданно подала голос четвертая. - Под самые окна мне машину свою поставил. Но уехал скоро.

Все. Больше у меня не было сомнений, что Кригер и Елина тоже привлек к этой истории.

Уже под вечер я заехал в редакцию и узнал, что мне никто не звонил. Значит, ни на работе, ни дома он так и не появился. Мне оставалось одно ждать. Больше я пока ничего не мог.

Звонок поднял меня среди ночи. С вечера я предусмотрительно поставил аппарат в изголовье раскладушки, но в темноте и спросонья никак не мог сразу нашарить трубку, а он все звенел и звенел. Наконец я поднял ее. Голос сначала показался мне незнакомым, каким-то лающим. Потом я узнал Марину Костину и понял, что она рыдает.

- Труп... за городом... Канаве какой-то...

- Кого? - крикнул я, холодея.

- Андрю-у-шу Е-елина...

26

Утром, раскладывая по тарелкам нашу обязательную яичницу, Феликс говорил:

- Мне бы на твоем месте просто было страшно. Этот мальчишки узнал что-то очень важное, настолько важное, что они не оста на вливаются ни перед чем. Он теперь вроде лакмусовой бумажки - определяет, кого надо убрать. Рассказал Кригеру - Кригера убили.