Почва находится в вечном движении, особенно та, что ближе к морю. Она живет и умирает, как и все на земле, Кэтрин ли не знать об этом, ведь то, что она делает, так или иначе связано с почвой. Крошечные создания, которых она ловила и рисовала, цветы, деревья, папоротники и живые изго­роди – все было частью земли, которую она любила и которая утешала ее.

Тропа была вполне безопасна, правда попадались иной раз неровности и перепады почвы, но Кэтрин их старательно обходила. Росли здесь и маки, и уже отцветающие голубые незабудки. Словом, идеальное место для той задачи, которую она перед собой по­ставила. Густые грубые травы изобилуют насекомы­ми. А ее яркие акварельные краски переносили всю эту мелкую живность в книги, которые она писала для детей, чтобы навсегда сохранить очарование этих созданий.

Она посмотрела в сторону дома. Как его называет тетушка? Кажется, Пенгаррон. Отсюда, с возвыша­ющегося края обрыва, его хорошо видно. Старое поместье и старый дом, из окон которого наверня­ка открывается прекрасный вид на море. Деревья между обрывом и домом выглядели таинственно и весьма интригующе, но после предупреждения те­тушки Кэтрин понимала, что они еще и запретны для посещения. Впрочем, она и сама не имела ни малейшего желания встретиться с Джейком Трелони, дабы проверить, как он в самом деле относится к женщинам.

Кэтрин дошла до небольшой ложбинки, кото­рую приглядела вчера, и начала основательно в ней устраиваться. Еда у нее с собой – было бы слишком сложно и утомительно возвращаться домой, чтобы перекусить, можно и здесь малость пожевать, а ос­тальное оставить птицам.

Она вытащила из корзины все, что нужно для работы – карандаши, краски, воду во фляжке, плотный альбом для эскизов, – и отвинтила крыш­ки небольших стеклянных ловушек. С их помощью можно захватить в плен зазевавшихся жуков, мо­жет быть даже крошечную полевую мышь, но по­том всех надо как можно скорее возвратить в их привычный мир.

В ожидании добычи Кэтрин с удовольствием всматривалась в окружающие ее густые травы, где подчас виднелись золотящиеся колоски, напоми­нающие о давнишних посевах, любовалась алым цветом полевых маков. Здесь, в этой ложбинке, откуда не видно моря, она будто попала в другой мир.

Замечательно безопасный мир. Готовясь рисо­вать свои миниатюры и поджидая маленьких на­турщиков, Кэтрин могла позволить себе заглянуть в прошлое и впервые сделать это без страха. Паль­цы свое дело знали, руки ждали работы, вообра­жение и внимание тоже начеку, и часть ее созна­ния вольна была оглянуться назад и воспарить над прошлым, как планируют над морем чайки, не касаясь воды.

Она будто вновь услышала, но теперь уже без со­дрогания, голос Коллина:

– Я познакомился с ней после того, как ты по­пала в больницу. Так уж случилось, Кэт. Я знаю тебя и… Ну, словом, ты ведь всегда все понимала.

«Так уж случилось!» Легко сказать. Эти слова означали конец всему, и Коллин действительно больше ни разу не навестил ее в больнице. Конеч­но, она все понимала. Ему не хотелось встречаться с ней, чтобы не терзать себя излишними пережи­ваниями. Несчастье случилось по его вине, но у него не хватало духу признаться в том, что он чуть не убил ее и что его действия оставили ее хро­мой, возможно, на всю жизнь. Его рискованная езда стала причиной катастрофы, а потом он бро­сил ее одну, и она слишком долго пролежала на земле. Она до сих пор помнила этот лед, этот хо­лод, эту боль…

Сразу перед аварией, когда она смотрела на до­рогу, мчащуюся навстречу, он закричал. Казалось, что этот крик вечно будет стоять у Кэтрин в ушах. Он вцепился в нее, но не потому, что хотел защи­тить, а просто сам в эти секунды ужаснулся и нуждался в поддержке. В самый момент крушения она поняла, что он просто не помнит о ее присутствии.