Был он грузен, мордаст и небрит. Форма вахмистра обтягивала его фигуру, делая ее похожей на защитного цвета грушу, поставленную на начищенные сапоги. Бекст с подозрительностью и нескрываемой злобой оглядывал хористов. По выражению лица вахмистра можно было понять, что давать певцам каких-либо послаблений Бекст не собирался.

Хористы выжидательно уставились на своего руководителя.

— С первой цифры, — нервно сказал Джагута, стараясь не смотреть в сторону вахмистра. — Прошу! — и взмахнул палочкой.

— Стоп, стоп, стоп! — Бекст рьяно ринулся в полосатые ряды небритой рыжей мордой, маленькими ржавыми от шнапса глазами высматривая нарушителя. — Ты сфальшивил сейчас, подлец!

Каждый сжался, надеясь, что обращаются не к нему.

— Ты сфальшивил! — палец вахмистра обличающе уперся в нарушителя.

— Никак нет, господин вахмистр! — у отвечавшего певца был красивый и глубокий баритон, но сейчас он лепетал, как испуганный ребенок. — Я не фальшивил! Это не я!

— Я слышал, — со злорадством сказал Бекст. — Меня не проведешь, дерьмо! У меня абсолютный слух! Вон из рядов!

У вахмистра Бекста действительно был слух. Он прекрасно играл в компаниях на губной гармонике, но вот аккордеон ему не давался, возможно, он был излишне тяжел, а быть может, инструмент этот был создан совсем не для Бекста. Вахмистр терпеть не мог, когда над ним подсмеивались, сейчас он мстил хористу, как только может мелко и ничтожно мстить истинному таланту рядовая посредственность, которая обрела над талантом внезапную власть. Посредственность всегда полагает, что ничего сложного в мастерстве нет. Так, во время представления оперы Моцарта «Дон Жуан» в Париже один развязный молодой человек стал громко подпевать исполнителям, и это мешало зрителям. Один из них, не выдержав, громко воскликнул: «Вот бестия!» — «Это вы мне?» — спросил молодой человек. «Нет, — сердечно сказал зритель. — Я имел в виду Моцарта, который мешает вас слушать». Вахмистр Бекст был из тех, кто бездарно подпевает, но требует восхищения своим призрачным мастерством. Губная гармошка, это знаете ли, тоже инструмент! Кто знает, каким инструментом пользовался бы Моцарт, не случись у него рояля!

— Вон из рядов! — сказал вахмистр и с хищной нетерпеливостью потащил хориста за шиворот.

— Господин вахмистр! Клянусь, что это не я! — певец чуть не плакал, и Азеф понимал причину его испуга. Изгнанный из хора, певец становился ненужным и отправлялся на штрафной двор.

Последняя и самая горькая неудача!

— Я сказал — вон! — загремел Бекст. — Вздумал надуть меня! Никогда ты не пел ни в какой опере, дерьмо! Ты — дерьмо! Повтори!

— Я никогда не пел в опере. Я никогда не пел в опере. Я — дерьмо, — забормотал хорист.

Вахмистр осклабился. В пустоте его бутылочных глаз загорелся живой огонек.

— Лжец! — сказал он.

— Лжец! — упавшим голосом согласился провинившийся хорист.

— И ты никогда не пел в опере?

— И я никогда не пел в опере, — безжизненным голосом повторил хорист.

Азеф узнал и его.

Господи, что делают с людьми люди!

Вчера еще многие считали бы за счастье внимать в тишине ложей несущемуся со сцены божественному голосу Соломона Беная, которого пресса иной раз сравнивала с Бат Колом, падающим на землю с хрустальных небес. Истинно божественный голос был у этого оперного певца. Бат Кол, божественный глас, о котором упоминали в многочисленных рецензиях критики и за который певцу отплачивалось корзинами цветов и аплодисментами.