И потому — пожалуйте в лагерь под Салехардом. А это вам не Шушенское, похожее на таежный дом отдыха…

Отец Павлика Шадрина, известный шахматист, замечательный художник, тоже «загремел» в конце тридцатых. Только не в лагерь, а в расстрельный подвал. Одним из обвинений было то, что рисовал своим детям «белогвардейских солдат». Соратники и ученики бывшего гимназиста Володеньки Ульянова были похожи на него характером… Я уже писал про солдатиков в своих повестях, но сейчас решил повториться, потому что на тюменское новоселье Павел Григорьевич подарил мне десяток сохранившихся бумажных фигурок. Среди них — адмирал Нахимов, про которого мы с Павликом любили читать книгу «Малахов курган»… Почитаем, потом расставим на столе русских матросов и французских пехотинцев и — пошел бой за Корниловский бастион! Порой доходило до скандала:

— Пашка, я так не играю! Почему ты опять суешь мне французов? Я французом был в прошлый раз!

— В позапрошлый!

— Хлызда!

— Рёва! Слёзки на колёсках! — (Именно так — на «колёсках», а не на «колёсиках», для сохранения стихотворного ритма.)

Ну да, ругались порой. Но тут же мирились. И никогда не жульничали, солдатам обманных подпорок не делали. Только однажды я прижал мраморным кроликом к столу подставку картонной оборонительной стенки. Но это отрыто, на глазах у противника — чтобы стенка не свалилась еще до начала боя…

Потом бастионная стенка все же упала — во время баталии. Кролик соскользнул со стола и стукнулся о половицы. Мы стали искать его под столом. Нашли. Вынесли на свет, под лампочку. Я погладил Кролика по ушам, подышал на него, коснулся губами мраморной мордашки. Павлик мог бы хихикнуть по поводу моей чрезмерной чувствительности, но не стал. Пригляделся.

— Бедняга. Лапка отбилась…

— Это не сейчас, а давно…

— Все равно жалко…

И я затеплел от благодарности к Пашке — за то, что он пожалел моего мраморного дружка, у которого внутри крохотное живое сердце…

Пока я писал эту маленькую повесть, наступил очередной Новый год. На этот раз — год Белого Кролика. Я взял мраморного малыша на ладонь.

— Поздравляю. Это твой праздник.

— Ну и что? Не первый раз… — отозвался Кролик. Неслышно и умудрено.

Что верно, то верно — не первый. Он ведь мой ровесник. Однако, в отличие от меня Кролик, не изменился. Ну, разве что слегка потемнел и обзавелся царапинами, но по сути своей остался мальчишкой (ведь мальчишки тоже бывают с царапинами и уличной пылью на коже). И он не забыл игры и дела прежних лет. Иногда мы вспоминаем их вместе.

— Помнишь, мне было восемь лет, мы сидели в сарайчике, дождик скребся о дощатую крышу, а я читал тебе растрепанную книжку про Братца Кролика…

— Ага. «Сказки дядюшки Примуса».

— Не Примуса, а Римуса. Ты всю жизнь путаешь…

— Не придирайся. Все равно про Кролика…

— Ладно, ты прав…

— А… знаешь что? — вдруг стеснительно шепчет он.

— Что?

— Давай почитаем снова эту книжку.

Наш общий друг заяц Митька на диване настораживает тряпичные уши — он тоже любит слушать сказки, хотя притворяется уж-жасно взрослым.

Я не спорю. Иду к стеллажам и разыскиваю книгу с размочаленными уголками картонного переплета. Рядом стоит на полке елочка. На ней искрятся игрушки — в том числе и те, которые мы с Кроликом помним со времен нашего детства. Кажется, они тихонько звенят.