За всю свою жизнь славный папаша Абсент не прилагал столько усилий, чтобы понять мысль своего собеседника. Впрочем, эти усилия оказались ненапрасными, поскольку он, приподнявшись, воскликнул тоном, каким, вероятно, кричал Архимед «Эврика!».

– До меня дошло!.. Слова того человека были намеком.

– Так вы сами сказали, – согласился Лекок. – Но я еще не закончил. Появление пруссаков ошеломило императора, поскольку именно с этого фланга он ждал атаки одного из своих генералов, Груши, который командовал тридцатью пятью тысячами солдат. Таким образом, если это точный и законченный намек, значит, наш человек рассчитывал, что сюда придут не враги, а друзья… А вывод сделайте сами.

Увлекшийся, если не сказать убежденный славный Абсент широко раскрыл глаза, еще мгновение назад смыкавшиеся от сна.

– Черт возьми!.. – воскликнул он. – Как ты складно говоришь!.. Впрочем, сдается мне, что ты что-то видел через отверстие в ставнях.

Молодой полицейский покачал головой.

– Клянусь честью, – возразил он, – я видел только, как убийца и бедолага, одетый в солдатскую шинель, боролись. Мое внимание привлекли лишь эти слова.

– Невероятно!.. – твердил старый полицейский. – Невероятно, удивительно!..

– Хочу добавить, что размышления укрепили мои подозрения. Я спросил себя, почему, например, этот человек не убежал, а дождался нас, а потом вступил с нами в разговор…

Папаша Абсент резко вскочил.

– Почему?.. – прервал он Лекока. – Да потому, что у него есть сообщники и он хотел дать им время уйти. А!.. Я все понял.

Торжествующая улыбка озарила губы Лекока.

– Именно это я и сказал себе, – согласился он. – И нам очень легко проверить наши подозрения. Ведь на улице снег, не так ли?

Большего и не требовалось. Старый полицейский схватил свечу и побежал к задней двери дома, выходившей в небольшой сад. Лекок последовал за ним.

В этом защищенном деревьями месте оттепель еще не наступила, и на белом снегу виднелись, словно черные пятна, многочисленные следы.

Лекок, не раздумывая, тут же опустился на колени, но почти сразу же поднялся.

– Эти следы, – сказал он, – оставили не мужчины!.. Здесь были женщины!..

Теперь, намного больше, чем его молодой коллега, ветеран Сыскной полиции был убежден, уверен, что ловкий Жевроль ошибся, и он смеялся над оплошностью своего начальника.

Слова Лекока о том, что при ужасной сцене, разыгравшейся в «Ясном перце», присутствовали женщины, вызвали у старого полицейского бурную радость.

– Славное дельце!.. – воскликнул он. – Превосходное дельце!..

И, тут же вспомнив избитую и банальную уже во времена Цицерона максиму, серьезно добавил:

– У кого в руках женщина, у того в руках разгадка тайны!..

Лекок не соизволил ответить. Он стоял на пороге, прислонившись спиной к косяку, положив руку на лоб, неподвижный, словно статуя.

Только что сделанное открытие, которое несказанно обрадовало папашу Абсента, повергло его в изумление. Это означало конец всех его надежд, крах столь хитроумной теории, построенной его воображением на словах убийцы.

Больше не было никаких тайн, а следовательно, не было ни блистательного расследования, ни славы, которая могла бы его со дня на день овеять. Присутствие двух женщин в этом притоне объясняло все произошедшее самым естественным и самым пошлым образом. Оно объясняло борьбу, свидетельство вдовы Шюпен, заявления умершего переодетого солдата.

Поведение убийцы становилось простым и ясным.