Самсон Лонгваль сидел в соломенном кресле в саду перед своим неуютным домом. На старике был серый шелковый халат старинного покроя, в зубах глиняная трубка, выпускавшая время от времени короткие клубы дыма.

Он только что отпустил женщину, приходившую каждый день убирать комнаты и готовить простую еду, и приготовился мирно скоротать вечер, пока не настанет час ложиться в постель. В саду раздались шаги. Лонгваль подумал, что уборщица забыла что-нибудь в доме и вернулась (она вечно что-то забывала), но, обернувшись, с удивлением увидел подходившего к дому сэра Грегори Пенна — соседа, который дважды уже доставлял ему крупные неприятности.

Старик встал и с достоинством встретил непрошеного гостя.

— Добрый вечер! — сказал Пенн. — Могу я поговорить с вами по одному личному делу?

Лонгваль вежливо склонил голову.

— Конечно, сэр Грегори. Угодно вам войти, в дом?

Он провел баронета в узкую мрачную гостиную и зажег свечи. Сэр Грегори окинул взглядом бедно обставленную комнату и презрительно усмехнулся. Глядя на него, трудно было догадаться, что привело его в Доуэр-Хауз.

Предложив гостю кресло, Лонгваль спросил:

— Чем обязан, сэр, удовольствию видеть вас у себя?

— У вас тут остановились киноактеры?

Лонгваль утвердительно склонил голову.

— До меня дошли идиотские разговоры, будто моя обезьяна пыталась проникнуть в ваш дом.

— Обезьяна? — удивился Лонгваль. — Первый раз слышу об обезьянах в этих местах.

Это была правда. Но баронет с подозрением заглянул в глаза хозяина Доуэр-Хауза.

— Вот как? — усмехнулся он. — Вы станете уверять меня, что никогда ничего не слышали о моей обезьяне?

Старик с достоинством выпрямился.

— Вы хотите сказать, что я лгу, сэр? Если так, то вот вам Бог, а вот порог! Хотя мне крайне неприятно нарушать законы гостеприимства, но, боюсь, другого выхода у меня нет, как просить вас сейчас же покинуть мой дом.

— Ладно, ладно, — нетерпеливо прервал его сэр Грегори Пенн. — Не горячитесь, мой друг. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с вами. Вы, я слышал, доктор?

Лонгваль озадаченно поднял брови.

— В молодости я занимался медициной.

— Кроме того, я слышал, вы очень нуждаетесь, — продолжал сэр Грегори, снова обводя глазами комнату. — Готов биться о заклад, что у вас свободного шиллинга нет в кармане!

— Вы ошибаетесь, — спокойно возразил старик. — Я вполне состоятельный человек, и доказательством служит то, что я, как видите, позволяю себе роскошь содержать эту усадьбу точно в том виде, какой отвечает моим вкусам и любви к старине. Склонность эта, может быть, кажется вам странной, но она составляет смысл моей жизни. Откуда вы узнали, что я был врачом?

— Я услышал это от одного из слуг. Вы вправили ему сломанный палец.

— Я давно уже не занимаюсь этим делом, — вздохнул Лонгваль. — И очень об этом сожалею. Это благородная наука.

— Во всяком случае, — прервал его Пенн, — если вас нельзя купить, то вы все равно человек малообщительный и умеете держать язык за зубами, а мне это и надо. У меня в доме лежит больная женщина. К врачам обращаться я не хочу, так как не желаю посвящать их в мои личные дела. Но вы другое дело. Не согласились бы вы взглянуть на нее?

Старик задумчиво пожевал губами.

— Я был бы очень рад, но боюсь… мои медицинские знания весьма устарели. Это ваша служанка?

— Вроде, — коротко ответил баронет. — Когда вы можете прийти?

— Я могу пойти сейчас вместе с вами, — сказал Лонгваль, вышел из гостиной и через минуту вернулся в своем длиннополом сером сюртуке.