Филип что-то пересаживал, и Пеппер внимательно следила за его осторожными движениями, в которых проявлялись его бесконечное терпение и понимание потребностей, — будь то юное растение или человек.

— Пошли в дом. Я сварю кофе.

Кухня почти не изменилась с тех пор, как Пеппер впервые увидела ее. Правда, появились моечная машина, новая плита, морозилка, но старинные шкафы по обеим сторонам очага и тяжелый сосновый шкаф для посуды как стояли на своих местах много лет назад, так стоят и теперь. Фарфор прежде принадлежал одной из тетушек Мэри, кстати, и мебель тоже досталась им по наследству от родни. Деньги не были главным в жизни Симмсов.

За разговорами Мэри сварила кофе. Успех Пеппер восхищал Симмсов, и они гордились ею, как гордились Оливером, может быть, даже больше, потому что никогда не могли понять ее до конца… Да и как им понять?

Отдыхая у Симмсов от своей напряженной жизни, Пеппер пыталась представить, что бы сказала Мэри, узнай она о письмах. На секунду взгляд у нее затуманился, но она тотчас взяла себя в руки. Разве можно прилагать этические принципы Мэри к ее поступкам? Жизнь Пеппер, ее чувства, ее реакции были такими сложными и далекими от той атмосферы, которая царила в этом доме, что ни Мэри, ни Филип не смогли бы до конца понять, что ею движет.

Как же они расстроились, когда она решила уехать из Оксфорда! Но даже слова поперек не сказали. Почти год Пеппер прожила здесь, обласканная и утешенная хозяевами. Они укрыли ее от всего мира и дали ей то, чего она не знала в своей прежней жизни, став первыми истинными христианами, встретившимися ей на жизненном пути. И все же Пеппер не сомневалась, что многие презирают Симмсов за их простоту и нежелание добиваться богатства и успеха.

Поездки сюда были так же необходимы Пеппер, как и ее неиссякаемая ненависть. Однако она заставляла себя наведываться сюда не чаще раза в месяц, не считая, естественно, Рождества и дней рождения…

Пеппер и Мэри молча пили кофе, наслаждаясь тишиной и покоем. Потом Пеппер помогла Мэри вымыть посуду и приготовить ланч. Вот бы удивились подчиненные, застав ее за такими домашними делами! Никому и никогда Пеппер не позволяла видеть себя слабой и зависимой.

После ланча все опять отправились в сад, но никому и в голову не пришло растянуться на травке под теплым летним солнышком. Все трое едва ли не с остервенением набросились на сорняки, постоянно нападавшие на клумбы Филипа. За работой они разговаривали. Филипа очень заботил один из учеников. Слушая его, Пеппер чувствовала, как ее заливает волна нежности к этому человеку. Но она понимала, что навсегда останется для него шестнадцатилетней невеждой, грубой дикаркой, знавшей только законы цыганского племени и ведомой чувствами, а не логикой.

Домой Пеппер отправилась в воскресенье после того, как попила с Мэри и Филипом на лужайке чаю с домашним печеньем и прошлогодним сливовым джемом. Оливер и еще два его одноклассника с нескрываемым восхищением изучали ее машину. Она наблюдала за ними, и Оливер заговорщически улыбнулся ей такой очаровательной улыбкой, что Пеппер словно увидела его взрослым мужчиной. В нем было все, что только можно желать — обаяние, ум, сила воли…

Пеппер встала из-за стола, поцеловала Мэри, потом Филипа. И они все вместе пошли к машине.

— Через три недели у Оливера в школе Открытый день, — сообщил ей Филип. — Приедешь?

Пеппер поглядела на мальчика, который застенчиво улыбался ей.

— Что же, придется постараться ради крестника.

Они с Оливером обменялись понимающими улыбками. Пеппер отлично знала, что взяла верный тон, ведь он был не один, а с друзьями. В этом возрасте мальчишки ужасно не любят, когда взрослые открыто изливают на них свои чувства.

Забравшись в машину, Пеппер включила зажигание. Впереди были Лондон и понедельник.

Интересно, получит она ответы на свои письма? Почему-то ей казалось, что этот этап пройдет благополучно.