Пеппер подождала, пока все четверо дочитали до конца свои досье. Улыбался один Майлс Френч. Пеппер, оценив его стойкость, тем не менее, не поверила в это напускное спокойствие.

Первым, захлопнув папку, заговорил Симон Геррис:

— Какого черта?! Что это значит?

Но хозяйка кабинета словно не заметила его ярости.

— Все вы прочитали врученные вам документы и, надеюсь, осознаете свое положение. Информация, заключенная в этих папках, стань она доступной общественности, не оставит от вас камня на камне.

— Вот оно что! — прошипел Симон Геррис. — Шантаж!..

Пеппер смерила его ледяным взглядом и спокойно проговорила:

— Возмездие.

Наконец-то. Они уставились на нее, ничего не понимая. Все, кроме Майлса Френча, который изогнул губы в дьявольской усмешке.

— За что, черт побери? — не выдержал Алекс Барнетт.

Улыбнувшись, Пеппер поднялась из-за стола.

— За изнасилование, джентльмены. Одиннадцать лет назад вы все, так или иначе, приняли участие в насилии надо мной. — Она помолчала, наблюдая, как меняются их лица. — Вижу, вспомнили, — издевательски добавила она.

— Зачем вы позвали нас?.. Что собираетесь делать?

Это спросил Алекс Барнетт, понимая и не желая понимать, какая беда свалилась на его голову. Конечно же, он помнил тот случай. Никогда не забывал о нем. Но ему казалось, что все это так же надежно похоронено в прошлом, как и другие неприятности, о которых он предпочел бы ничего не знать.

Алекс смотрел на Пеппер и видел богато экипированную даму, не в силах осознать происшедшую в ней перемену. Девушка из прошлого была тощей, оборванной и говорила так, что понять ее было почти невозможно. Она сражалась с ними, как тигрица, когтями впивалась им в щеки… Его передернуло, и он закрыл глаза.

— Что вы собираетесь делать? — повторил он свой нелепый вопрос.

Она все еще улыбалась, и это было чудовищно.

— Ничего. Конечно, если вы меня не вынудите…

С улыбкой наблюдая за мужчинами, она была настороже, готова ко всему, возбуждена, энергична.

Насилие. Для нее это было самое отвратительное слово в словаре, особенно если учесть то, что они сделали с ней. Никогда она не сможет забыть кошмар той ночи. Такое не забыть, и она помнила, сделав ненависть единственной движущей силой своего бытия. Ненависть вытащила ее из бедности и бесправия в тот мир, в котором она теперь жила.

— Вы взяли у меня нечто, чего нельзя возместить, и я решила, что поступлю так же. Каждый из вас потеряет самое драгоценное в своей жизни. Вы, мистер Геррис, — продолжала она, изогнув губы в улыбке, но не смягчая ледяного взгляда. — уйдете из своей консервативной партии. До меня дошли слухи, будто они хотят сделать вас своим лидером, но я уверена, прочитай они вашу папку, им бы и в голову не пришло сокрушаться о потере.

С улыбкой понаблюдав за его яростью, она повернулась к Ричарду Хауэллу.

— Мне кажется, банк много значит для вас, мистер Хауэлл, но, боюсь, вам придется уйти в отставку.

— В отставку?

Он не верил собственным ушам. А она улыбалась.

— Боюсь, что так. Уверена, ваш дядя очень обрадовался бы, ведь ваше место займет его сын.

Алекс Барнетт ждал своей очереди, уже зная, какой удар подготовлен для него. С тех пор, как он окончил университет, его жизнь была беспрерывной борьбой за выживание, за благополучие, за процветание его дела, и теперь он ощутил почти неодолимое желание обхватить пальцами тоненькую шейку этой очаровательной в своей ненависти женщины и сжимать ее до тех пор, пока последний звук не замрет на ее губах.