Лань Лянь хотел что-то ответить, но тут появился один из руководителей коммуны, отвел его на обочину дороги и строго высказал:
– Черт побери, ты ведешь себя, словно собака, которая сидит в паланкине и не может оценить, какая честь ей выпала. Поблагодари своих предков в трех поколениях за то счастье, что председатель уезда выбрал именно твоего осла.
Но председатель уезда, подняв руку, чтобы остановить грубый выпад функционера, сказал:
– Лань Лянь, послушай меня. Ты – человек с характером, и за это я тебя уважаю. Но в то же время мне за тебя очень обидно. Как председатель уезда, я надеюсь, что ты вместе со своим ослом повернешься  лицом  к народной коммуне и не будешь противостоять общей тенденции исторического развития.
Партиец начал оттеснять Лань Ляня в сторону, чтобы дать дорогу уездному начальству, а фактически – мне. И в тот миг, когда я заметил, что Лань Лянь ищет моего взгляда, мне стало очень стыдно. Я вдруг подумал: «Неужели я предал своего хозяина только ради того, чтобы подняться выше на одну ступень?». И председатель уезда, кажется, угадал мои мысли, потому что, легонько похлопывая меня ладонью по голове, успокаивающе сказал:
– Пойдем скорее, Белоснежнокопытик. Ты возишь на себе руководителя всего уезда и в этом твоя заслуга гораздо больше, чем тогда, когда ты сопровождал Лань Ляня. Рано или поздно, но он присоединится к народной коммуне,  и ты станешь частью коллективной собственности. И разве председатель уезда не стоит того, чтобы в рабочее время ездить верхом на осле, принадлежащей народной коммуне?
Но, как говорят, большая радость соседствует с большим горем, а одна крайность – переходит в свою противоположность. Потому что как-то вечером, на пятый день после встречи с моим хозяином, когда председатель уезда верхом на мне возвращался с рудной шахты в горах Вонюшань, передо мной через дорогу выпрыгнул заяц, и я, испуганно подскочив, нечаянно попал правым передним копытом в щель между камнями. Я упал на землю и вместе со мной – председатель уезда, который ударился головой о край камня и потерял сознание, обливаясь кровью. Секретарь сразу же позвал людей, чтобы отнести раненного председателя в долину. Другие крестьяне тем временем попытались вытащить мое копыто, но оно застряло еще глубже. Им ничего не удавалось сделать. Они толкали, тащили меня, пока что-то не треснуло, а я почувствовал такую резкую боль, что потерял сознание. А когда очнулся, то увидел, что мое правое копыто вместе с надкопытной косточкой осталось в щели между камнями, и из поломанной ноги струится кровь, заливая всё вокруг. Меня охватило отчаяние. Я знал, что от меня как осла больше не будет никакой пользы и уездному председателю я  больше не понадоблюсь. И даже мой хозяин не будет содержать осла, совершенно непригодного  к работе. Меня ожидает только нож мясника. Мне перережут горло, выпустят кровь, сдерут с меня шкуру. Затем разрежут мое тело на вкусные куски мяса, которые окажутся в человеческих желудках... Так что лучше самому уйти из жизни, чем попасть в руки мясника. Я посмотрел на крутой склон горы и на село в клубах тумана. «И-о, и-о...» – произнес я и начал перекатываться к обрыву. И то, что остановило меня в тот момент, так это только громкий крик Лань Ляня.
Он прибежал снизу. Покрытый  потом, с кровавыми пятнами на коленях. Он, наверное, не один раз спотыкался и падал. Увидев меня в таком плачевном состоянии, он сквозь слезы проговорил:
– Мой Чернявчик, мой Чернявчик...
Хозяин обхватил руками меня за шею, а несколько крестьян, поднимали и тянули меня за хвост, стараясь поставить на задние ноги. |