|
Так вот, когда я вышел на улицу Сент-Анн, где-то возле особняка Лувуа, мимо меня, высоко поднимая юбки, прошмыгнула очаровательная особа, но я успел заметить ее точеную ножку, изящную лодыжку и крошечную ступню, словом, все то, что я боготворю!.. Сами понимаете, я прерываю свой путь, разворачиваюсь и иду следом за красоткой. Я уже приготовился поведать ей о том, какое наслаждение мне доставляет созерцать ее, когда из ворот, освещенных светом месяца, выскользнула тень, метнулась к красотке и что-то прошептала ей на ухо. Зазвенело и заблестело золото, и девица пошла с этим субъектом. Мне, как всегда, стало любопытно, чем все закончится, и я пошел за ними следом, двигаясь бесшумно и не покидая теневой стороны улицы. Дойдя до улицы Нев-де-Пти-Шан, у них состоялся еще один разговор. Монах…
— Монах? До сих пор вы о нем не упоминали. — Простите меня, увлекшись действием, я забываю о деталях. Да, это был монах-капуцин. Он снова что-то сказал красоточке, а потом притаился в закоулке, подальше от света, что отбрасывал фонарь. Вскоре я понял, почему он так поступил: подойдя к особняку Индийской компании, девица взялась за дверной молоток и постучала. Через некоторое время привратник отворил дверь. Его изрядно шатало: он то ли еще спал, то ли был пьян. Отведя его в сторону, девица принялась бесстыдно завлекать его. — И долго она этим занималась? — Ровно столько, сколько понадобилось монаху, чтобы проскользнуть в особняк. Тогда девица оттолкнула привратника, тот шлепнулся в канаву, поднялся и, ругаясь, поплелся обратно. Девица же, не ожидая своего сообщника, обеими руками подхватила юбки и побежала дальше, мелькая точеными ножками. Бросившись за ней, я, совершенно запыхавшись, догнал мошенницу на площади Виктуар. — И спросили ее, что означает ее странное поведение? — Да, по-своему, по-отечески, мягким тоном… И он с ханжеским видом потер руки. — …Я сказал ей: «Милашка, куда вы столь быстро бежите?» Увидев, что имеет дело с человеком почтенным, она доверилась мне и все откровенно рассказала. Она только начинает свою карьеру; впрочем, это я заметил с самого начала. Прибыв в город следом за подружкой, она тотчас попала в объятия красавца гвардейца и теперь преумножает содержание бравого воина. Капуцин, что подошел к ней, рассказал ей какую-то глупую историю о молодом человеке, влюбленном в какую-то красавицу, к которой он хотел пробраться ночью. Ее роль в этой истории состояла в том, чтобы на несколько секунд отвлечь внимание привратника. Расставшись с Колеттой — а именно так звали девушку, — я вернулся к особняку Компании, где мне посчастливилось увидеть, как тот самый влюбленный покидал особняк. — У него было что-нибудь в руках? — Сейчас, когда вы меня об этом спросили, мне и в самом деле кажется, что под рясой он что-то прятал. Я проследил его вплоть до пассажа Валуа, прошел вдоль всего Пале-Руаяля, где — о чудо! — его ждала карета… — А дальше? — Увы! Она исчезла. Но я заметил кое-что, что, полагаю, в высшей степени заинтересует вас. — Говорите же скорей! — Экипаж принадлежал очень знатному семейству, чрезвычайно знатному… И он выразительно подмигнул Николя. — …Ладно, не стану скрывать. Это была карета принца де Конти. — Вы в этом уверены? — воскликнул Николя, подпрыгнув от такого заявления; если это правда, его расследование поворачивало совсем в иное русло. — Так же, как уверен в том, что на дверце был нарисован герб — золотой щит с алым крестом, окруженный шестнадцатью лазурными алерьонами, по четыре в каждом углу щита. Они, конечно, заклеили его бумагой, но от дождя она промокла и не скрывала изображения. |
