Ожидая возвращения Рабуина из Лорьяна, Николя проводил время вместе с Луи и Нагандой. Его индейский друг сообщил, что женился и у него родился сын. В эти драгоценные минуты счастья Николя казалось, что время остановилось. Они посещали столичные парки, места для гуляний, променировали по Арсенальной аллее, обсаженной с обеих сторон четырьмя рядами деревьев. В конце аллеи молодые люди ловко и энергично гоняли деревянные шары, пытаясь закатить их в маленькие сквозные железные воротца, вкопанные в землю возле защищенных досками посадок. С террасы Тюильри они любовались видом на Пале-Бурбон и Кур-ла-Рен, побывали в Шайо, где молодая художница, чье имя постепенно становилось на слуху, выставляла портреты кардинала Флери и Лабрюйера, предназначенные для Французской академии. Художницу звали Луиза Элизабет Виже. Завороженная лицом индейца, она набросала его портрет и, расцветив его гуашевыми красками, подарила индейцу, чем привела его в полнейший восторг. Прогулки по Парижу привели их в особняк, где на всеобщее обозрение выставили экипажи и королевскую карету для коронования, драгоценности, алмазную корону, золотую утварь, подаренную кардиналом Ришелье в 1636 году, предметы, потребные для коронования, сделанные по заказу Франциска I, а также вышивки и картины, выполненные по рисункам Рафаэля из Урбино. Наконец, помня о поступлении Луи в школу пажей, они одели его с головы до ног у лучших поставщиков.

Утром 11 мая время возобновило свой бег. Служитель полицейского управления, чей возраст не поддавался определению, прибыл на улицу Монмартр и передал комиссару Ле Флоку приказ начальника полиции Альбера. Господин Ле Флок, в облачении и мантии магистрата, в парике и с жезлом из слоновой кости — в этих маниакальных уточнениях Николя увидел проявление мелочного характера своего нового начальника — обязан присутствовать при казни осужденных мятежников, схваченных 3 мая. Собираясь, Николя спросил служителя, кто же попал в число виновников мятежа. Смертных приговора вынесли только два: Жану Депорту, парикмахеру, и Жану Шарлю Легийу, ткачу; их арестовали с поличным во время разбоя и грабежей и передали в руки правосудия. Таким образом власти хотели успокоить буржуа и ремесленников, бурно переживавших ущерб, при-чиненный им возбужденной толпой; Николя с ужасом осознал, что чернила на приговоре еще не успели высохнуть, как уже назначен день казни.

Улицы заполняли войска. Чем ближе Николя подходил ко Гревской площади, тем солдат становилось больше. Блестели штыки, ездили патрули конных драгун. Перед зданием ратуши высились две непривычно высокие виселицы; как объяснил ему с суровым видом посыльный, конструкция отвечала требованиям нового начальника полиции, пожелавшего, чтобы казнь видели отовсюду; мрачное зрелище должно было обескуражить возможных бунтовщиков и пресечь на корню попытки нового мятежа. Гвардия конная и пешая, выстроенная по ходу следования преступников, направляла движение толпы в единое русло. Солдаты двойным кольцом оцепили Гревскую площадь, одни стояли лицом к зрителям, другие — к виселицам. Николя вышел из экипажа и, подобрав полы мантии, направился к группе магистратов. Сансон в алом парадном костюме палача издалека приветствовал его едва заметной мрачной улыбкой.