Австрийцам? Если они являются причиной его исчезновения, значит, они не удивятся нашей неосведомленности. А если шевалье сам решил покинуть нас, то нам тем более не следует никому сообщать о его отъезде, причины которого нам неизвестны. Будем многозначительно молчать, будто все идет как надо.
Николя внимательно слушал Семакгюса, однако весь вид его говорил о том, что мысли его блуждают где-то далеко.
— Если его похитили, — осмелился вставить слово Рабуин, — полковник сможет постоять за себя. Он не только ловко орудует иглой, но и в бою спуску не даст. Однако ночью никто не слышал шума, хотя здешние стены пропускают любые звуки…
Его довольная физиономия залилась краской.
— …а я не спал целую ночь. Моя комната находится как раз над его комнатой. Так что могу вас заверить, всю ночь там было тихо.
Николя наконец вышел из задумчивости.
— Расспроси лакеев, — сказал он, — быть может, он забрал свои вещи в наше отсутствие. Не помню, говорил ли он нам вчера, чем он собирается заниматься…
Рабуин бросился исполнять приказание, но он остановил его:
— …Постой, это еще не все. Проверь, сам ли он приобрел билеты на ораторию Гайдна или же их выкупил посредник. Пока, пожалуй, все… Будем действовать в пределах разумного.
Взяв посыпанную кумином булочку, он принялся расковыривать ее, не замечая обильно сыплющихся крошек. В ожидании Рабуина друзья хранили гробовое молчание.
— Ну, что? — с нетерпением обратился Николя к прибежавшему агенту.
— Никаких посредников, однако я узнал странную вещь. Багаж господина де Ластира даже не относили к нему в комнату.
— Об этом мы могли и сами догадаться, — заметил Семакгюс, — ибо с самого приезда он ни разу не менял одежду. Следовательно, он заранее готовился к бегству… В субботу, после долгой дороги, мы падали с ног от усталости и не обратили внимания на эту любопытную деталь.
— Он ждал, когда мы сообщим ему наши планы, а потом бежал. Лишь бы…
— О билетах в театр у ворот Каринтии позаботились служители гостиницы. Они их мне вручили. Четыре билета!
И он помахал четырьмя маленькими бумажными квадратиками цвета слоновой кости.
Николя покачал головой, словно видя перед собой непреодолимое препятствие.
— Вот свидетельство в пользу одной из моих гипотез, — облегченно вздохнув, произнес Семакгюс. — Полагаю, что, включив себя в число зрителей, он, возможно, хотел нас о чем-то предупредить.
— Но о чем? По-моему, четвертый билет делает его исчезновение еще более загадочным. Что мы скажем барону де Бретейлю?
— Ничего, ибо он не станет спрашивать нас о нем.
— Дело в том, что шевалье внесен в список сопровождающих бюст королевы, а потому его присутствие на приеме обязательно.
— Аудиенция еще не назначена.
Разговор был прерван появлением аббата Жоржеля; обведя изящным жестом собравшихся, аббат приветствовал всех поклоном, а потом подошел к комиссару.
— Здравствуйте, господин маркиз. Смею надеяться, что вы не в обиде на меня за вчерашнюю резкость. Я говорил от чистого сердца.
Николя встал. Игра продолжалась. Семакгюс скромно удалился, увлекая за собой Рабуина.
— Нисколько. Я ценю язык искренности.
— Поэтому я взял на себя приятную обязанность передать вам приглашение на обед к князю Кауницу, государственному канцлеру и подлинному Нестору среди министров Европы. Узнав от вашего покорного слуги о вашем прибытии в Вену, он просит вас оказать честь его гостеприимству, а меня просит сопровождать вас. Единственное условие: вы должны быть абсолютно здоровы. |