Ноблекур изобразил на лице сомнение.

— Не думаю. Тут что-то иное. Собственно, поэтому я вас и разбудил. Я спустился, чтобы самому все увидеть и понять, что случилось. Уверен, вы, как и я, немало удивитесь. Боюсь, понадобится опытный полицейский комиссар и, возможно даже, познания старого прокурора, ибо есть подозрения относительно природы смерти булочника.

Порывшись в ящике бюро, Николя достал черную записную книжечку, где он делал заметки, когда вел расследование.

— Прежде чем мы спустимся вниз, мне бы хотелось услышать из ваших уст рассказ о том, что там произошло.

— Хорошо. Спустя несколько минут после того, как пробило четыре… Я услышал бой своих часов, тех, что с Минервой… В мои годы часто просыпаешься среди ночи и берешь книгу, чтобы заснуть… Короче говоря, я читал роскошное издание Светония, которое вы мне презентовали. Тиберий на Капри… впрочем, не будем отклоняться. Я услышал крики и шум, совершенно не свойственные ночному времени. Когда я вознамерился спуститься вниз, появился Пуатвен. Вы знаете, он спит в комнате над конюшней. И он сказал мне… но, может, он сам вам это повторит?

— Сударь, я спал, но меня разбудили крики. Затем кто-то забарабанил в дверь, ту, что выходит на узкую лестницу, ведущую к моей комнате. Я кое-как оделся и спустился вниз. Там стояли Парно, мальчишка-ученик булочника, и Фриоп, тоже ученик, оба в полной растерянности. Они только что выскочили из пекарни, где нашли своего хозяина, мэтра Мурю, без сознания. Он был…

— Больше не говорите ничего. Я хочу сам, непредвзято, составить мнение о месте преступления. Что случилось потом?

— Они стояли словно потерянные, перепуганные и отказывались входить в пекарню. Тут дело взяла в свои руки Катрина. Она отвела мальчишек в кухню и предложила им подождать. Я отправился за господином. Мы вместе констатировали смерть булочника.

— Я не стану вам ничего описывать, Николя, только сообщу одну важную деталь. Ученики булочника передали мне ключ от пекарни. Что касается двери, ведущей из пекарни в…

— Как? — удивился Николя. — Какая дверь? Я ничего про нее не знал, хотя каждый день проходил мимо пекарни.

— Понимаете, когда двадцать лет назад я сдал свой первый этаж, мэтр Мурю уже арендовал антресоль соседнего дома. Получив мое согласие и согласие другого владельца, он за свой счет проделал проход между двумя домами. Теперь в том доме живут его жена и один из его учеников.

— Один из этих двух?

— Нет, эти живут в городе.

— Однако обстановка усложняется.

— Мы оставили Катрину в пекарне следить за тем, чтобы никто не вошел и ничего не сдвинул с места. Зрелище смерти ее не пугает; на поле боя она видела картины и пострашнее.

— Еще один вопрос. Вы полагаете, это естественная смерть?

— Не стану утверждать, а положусь на вердикт, который вынесут в Шатле.

Все трое спустились вниз. Николя бросил взор на двух подмастерий, ютившихся на скамеечке. Бессильно свесив руки, они выглядели совершенно подавленными.

Подмастерья хорошо знали Николя, и при его появлении встали, приветствуя его. Под портиком, преграждая служебный вход в булочную, словно часовой перед оружейным складом, стояла Катрина. С каменным выражением лица она протянула Николя большой ключ. Когда они спустились на несколько ступеней вниз, в свете двух подсвечников, где, как отметил Николя, свечи были почти целые, перед ними предстало зрелище страшное и в то же время курьезное. Неверный свет, дрожащий от ветра, задувавшего сквозь выходившие на улицу отдушины, освещал стоявший посреди комнаты огромный чан, откуда торчали ноги и нижняя часть тела; верхняя часть тела утопала в чане. Поза тела напоминала сломанного паяца или чистильщика, мешающего белье в моечном котле.