Удивительные способности, за которые ревнивая к чудесам Римско-католическая церковь карала костром, были, по мнению Луи, результатом некоторого родства между основополагающими началами материи и мысли, происходящими из одного источника».
Триумф энергии, воли и веры в человека, существование магии и свидетельства чудесного, отношение Бога к человеку посредством Желания, понятие иерархичности в каждой области жизни, а также вера в трансмутацию – все эти проявления духовных свойств человека Бальзак суммировал в истории своей собственной жизни, или, скорее, самых важных лет своей жизни, периода роста, когда происходило становление ужасных сил его творчества.
На улице Кассини, где он написал так много своих великих произведений, Бальзак, как передают, сказал Жорж Санд: «Литература!.. Но, моя дорогая госпожа, литературы не существует! Существует жизнь, отчасти состоящая из политики и искусства. А я только живой человек, вот и все… человек, живущий своей жизнью, ничего больше». После чего он продолжил губить свою жизнь, задушив ее оковами своего труда. Он хотел стать великим («Человек должен стать великим или не быть совсем» – это его слова), и он был великим, но умер неудачником. Наверное, лучшее оправдание неудаче Бальзака – в словах, сказанных где-то им самим. «Гений, – сказал он, – это тот, кто может неизменно переводить свои мысли в дела. Но по-настоящему выдающийся гений тот, кто не позволяет этой эволюции совершаться беспрерывно; ведь иначе он стал бы равным самому Господу».
В лучшем случае это неважное извинение. Бальзак, подобно Бетховену, как будто отдал максимум того, что может дать человек, но и этого не хватало – не хватало для Бальзака! Я не думаю сейчас о сорока книгах, которые, как говорят, он оставил незаконченными. Я имею в виду его жизнь, которую он оставил непрожитой, ви́дение, которое он не осуществил при жизни. Его жизнь, которая может служить символом Труда, воплощает собой тщетность жизни Запада с его сосредоточенностью на делах в противовес бытию; она воплощает стерильность даже самых возвышенных усилий, когда их отмечает, как принято у нас, разрыв между действием и верой.
Если жизнь Луи Ламбера можно рассматривать как типичный пример мученичества, на которое обрекает гения общество, его породившее, то собственную судьбу Бальзака можно считать типичным примером самосожжения наших лучших художников из-за узости их концепций и рабской преданности искусству. Критика общества, которую Бальзак заложил не только в рассматриваемую книгу, но и во все прочие свои произведения, абсолютно справедлива. Но она составляет лишь половину картины. Есть долг, который должен исполняться каждым индивидуумом, независимо от состояния общества, к которому он принадлежит. Искусство – это лишь ступенька к другому, более магистральному жизненному пути. Если писатель сам не обращен в веру Словом, которое он проповедует, что остается на долю масс, которые его читают? Недостаточно жить вдохновенным тружеником; вера и воля, разбуженные желанием, должны вывести человека за пределы такого образа жизни. Я не питаю уважения ни к геркулесовым трудам Бальзака, ни к колоссальным результатам его деятельности, ни к его гению, когда осознаю, что он постыдно распылил свою жизнь. Если человек не может обрести спасения в самом себе, все его слова бесполезны. Истинный Бальзак умер в мифической личности Луи Ламбера, само имя которого, как говорит автор, ему не нравилось. |