"ГУМБАЕКИ, ГЛАВА ПАЛСААНГА, ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС, — было написано на ней аурбешем. И ниже, более мелко: — приносит извинения за выходку одного из граждан"

Ах, вот что, это у них переводчик! А поскольку он тоже вуки и произнести внятно человеческие слова не может, они выбрали вот такой оригинальный способ.

— Осторожней надо быть, он ведь и разбиться мог, — негромко заметила Эрдени на базик. Гумбаеки весело пролаял ответ, добавил что-то более сдержанным тоном.

"МОЛОДОМУ ЭТО ПОСЛУЖИТ ОТЛИЧНЫМ УРОКОМ. КАКОЕ ДЕЛО ПРИВЕЛО ВАС К НАМ?" – написал переводчик.

— Мы хотели бы встретиться с жителем вашего города, — ответил я. — Он человек, его имя…

"МЭРУ ИЗВЕСТНО, О КОМ РЕЧЬ. ЕСЛИ ДРУГОГО ДЕЛА НЕТ, ВАС ПРОВОДЯТ".

Убедившись, что мы прочли реплику, переводчик перехватил "мольберт" подмышку, коротко рявкнул и сделал приглашающий жест. Проходя мимо Гумбаеки, я ещё раз коротко поклонился, Эрдени изобразила книксен – и у кого только нахваталась? Должно быть, у Рийо, больше не у кого.

Исполинский ствол, уходящий ввысь, будто стена, изборождённая глубокими трещинами, находился примерно в двухстах метров от площадки. В том месте, где к стволу подходила ветвь, его опоясывали мостки, частично заглублённые в кору дерева-гиганта. Переводчик свернул по ним влево, остановился у одной из трещин, выровненной искусственным образом. По ней вверх и вниз двигались подъёмники, местные турболифты, так сказать. Как и в высокотехнологичных городах других планет, кабины их не висели на тросах, а являлись автономным транспортным средством, вроде вагона, только на вертикальных направляющих. Внешний вид кабин был весьма своеобразным, нечто вроде старого доброго стиля стимпанк, только не из металла на многочисленных заклёпках, а наполовину из дерева. Толстый пол кабины, стенки, украшенные затейливой резьбой, ажурные дверцы – всё это выглядело красиво и производило впечатление тяжеловатых, но добротных конструкций. А агрегат на крыше, приводивший кабину в движение, сразу переставал казаться забавным и примитивным, стоило увидеть, как резво он тянет свою ношу вверх по толстенным зубчатым рейкам. Самое интересное, что работало всё это почти бесшумно, в отличие от "громких" паровых машин из "Дикого-дикого Веста". Сомкнулись створки дверей, и кабина плавно понесла нас вниз, в направлении подножия дерева-города.

От Осоки я знал, что вуки условно делят свой лес на уровни. Вуки жили преимущественно на верхнем, седьмом, уровень под ним служил для хозяйственной деятельности, ещё ниже – для охоты. Ниже четвёртого рисковали спускаться лишь храбрейшие из воинов, о том, что творится там, наука имела весьма скудные сведения. Здесь, на островах, эта градация, видимо, не работала, по вполне понятным причинам: сравнительно небольшие леса, продуваемые насквозь морскими ветрами, просто не образовывали такого мрачного "подвала", как на материках. Во всяком случае, толщина жилого пояса здесь была значительно больше, чем в другом городе, где мне довелось побывать. Когда кабина остановилась, нас окружали сумерки, несмотря на то, что в этой части планеты была середина дня. Переводчик, махнув рукой, повёл нас сперва по мосткам, потом по изогнутому коридору-тоннелю вглубь ствола дерева. В вогнутой стене его, обращённой наружу, с разными промежутками были прорублены двери, украшенные резьбой и надписями. На противоположной, выпуклой стороне, двери попадались значительно реже, украшения на них отсутствовали. Должно быть, хозяйственные помещения, вряд ли кто-то захочет жить в толще ствола, где нельзя сделать окон. Нас уже ждали. Возле одной из дверей стоял, скрестив руки на груди, высокий, моего роста, худощавый мужчина с длинными ухоженными чёрными волосами.

— Здравствуйте, мастер Вос, — сказал я.

Мастер-джедай хмуро смотрел на мой ремень.